Перец Маркиш - Стихотворения и поэмы

Он сонмы всех природных сил

Стал приручать неутомимо:

Взмахнул — и дождь проколесил,

Свинцовый гром проехал мимо!

Ласкает уши старика

Потоков сумрачный молебен,

И сок любого корешка

Издревле для него целебен.

21

И старец руку поднял ввысь,

Земная тяжесть в каждой жиле...

«Сюда враги не добрались,

Мы их от спеси отучили!»

Здесь лед синей любого льда

Над миром вешним и зеленым, —

И недруг не дошел сюда,

Каменья он дробит под склоном.

22

Расколот солнцем черный грот,

Закраины металла ржавы,

Уже коррозия грызет

Пробитый шлем чужой державы.

Вползает ящерка в него,

Змея застыла у обрыва.

В том шлеме зрело торжество

Густого мюнхенского пива.

23

Давно утих вороний грай,

Смерть бутафории помпезной!

В пещере старой умирай,

Ты, шлем стальной, и крест железный!

Ты шел сюда, угрюмый шлем,

Чтоб стать царем в пределе горнем, —

Теперь ты в гроте пуст и нем

И оплетен крапивным корнем!

24

Шлем скажет пляске вихревой,

Как с горных троп, с карнизов голых

Низвергся в пропасть головой

Поток орудий и двуколок.

Покрылся шлем могильным мхом,

Лежит небытия на страже,

К нему не долетает гром

Реки, летящей с горных кряжей!

25

И трижды праздник в сердце гор,

В ущельях, в облаках лебяжьих,

Затем, что смолк с недавних пор

Зловещий топот полчищ вражьих.

Я сердцем благодарен всем

Друзьям в сраженье и в работе

За то, что этот вражий шлем

Ржавеет в отдаленном гроте.

26

Наш гимн военных трудных дней

Летел к предгорьям неустанно

От подмосковных рубежей

И от Мамаева кургана.

И вторят годы и века

Той песне, что промчалась пулей,

Ей вторят губы старика,

И каждый дом, и каждый улей!

27

А разве не было людской

Жужжащей пасекой местечко,

Где до реки подать рукой,

Где по ночам скрипит крылечко?

Не там ли свет луны порой

Мерцал в слепом стекле оконном,

Когда уснул пчелиный рой

По человеческим законам?

28

Там, на Волыни, отчий кров

Сорвали вихри лихолетья,

И наземь пали слезы вдов,

И стали сиротами дети.

Что ж, слезы горькие утри!

Ночами сердце не согрето:

Ночей тех было трижды три

На зябкость одного рассвета!

29

Подолия была в крови,

Была Волынь в золе и в пепле,

Но вызрели хлеба твои,

Страна, леса твои окрепли!

Тысячелетний скорбный путь

По Бессарабии и Польше,

Но солнце, отметая муть,

Взошло — и не погаснет больше!

30

И в память грозных, горьких лет

Волынь, забрызганная кровью,

Свой обезглавленный рассвет

Свечою ставит к изголовью!

А здесь, под ношей снеговой,

Вершины гор цветут в лазури.

Кавказ, порог приветен твой

И для затишья и для бури!

31

Кавказ, хочу к тебе прильнуть,

Пусть ты во льдах оцепененья!

Меня ведут под Млечный Путь

Твои кремнистые ступени.

Но, если даже и дойду

До опечаленной вершины,

Своей беды не разведу,

Не разгоню своей кручины.

32

Здесь, у подножья снежных гор,

Я, скорбный, плечи не расправлю:

Надену траурный убор

И по ушедшим тризну справлю.

Сквозь тысячу кровавых лет

Пройду — сквозь тьму местечек стертых,

Пока не озарит рассвет

Меня, восставшего из мертвых.

33

Но и тогда, в заветный час,

Твои гремящие каскады,