Екатерина Таубер: Одиночество

Громоздятся над стенами стены,
Заводные летят поезда,
Бредят ночью над пепельной Сеной
Заблудившихся зданий стада.

То бессонница, то вдохновенье…
На рассвете — и слабость, и дрожь.
Соблазнительного песнопенья
В красоту превращенная ложь.

И в оковах последнего плена
Сокровенная жажда Суда. —
Скоро ль к мертвому сердцу вселенной
Просочится живая вода?

Мальчик шел лениво. Упирался.
За руку вела его сестра.
Ножкой топал, плакал и ласкался,
Как большой вздыхал. — «Домой пора!»

Как большой вздыхал… Неумолимо,
Мимо сада городского прочь,
Уводила улицей любимой,
Уводила в сумерки и в ночь.

Так и смерть, прервав восторг и муку, —
Старшая суровая сестра, —
Стиснет нашу стынущую руку,
Поведет… — Домой, домой пора!

Нам нужно только оттолкнуться
От берега. Усилье, взмах, —
И никогда уж не вернуться
В земную тьму, и лед, и прах;

На те безумные дороги,
Что рвутся прочь из городов
К вершинам голубым и строгим,
К сиянью вечному снегов, —

И обрываются над бездной,
И возвращаются назад
С закономерностью железной
В лелеемый веками ад.

Мы часа ждем освобожденья,
Мы задыхаемся в плену,
В бесцельном, бешеном круженьи
Протягиваем руки сну.

Отчаливаем, отплываем
В слепящую глаза лазурь:
Почиет там страна родная,
Недостижимая для бурь…

Над спящим городом гудок
Фабричный плачет на рассвете,
Струится утра холодок
И скучно жалуются дети.

От ветра стекла дребезжат,
Как шутовские погремушки,
И снова валишься назад —
Назад в нагретые подушки.

И закрываешься рукой,
И чувствуешь в изнеможеньи,
Какой пронизано тоской
Земного утра пробужденье.

Как трудно голову поднять,
Как трудно справиться с дремотой,
Чтоб быть раздавленной опять
Своею нищенской заботой…

Давным-давно — во сне, быть может?
В саду играли брат с сестрой.
Ничто тех дней не потревожит
Под прочной времени корой.

Они прошли для нас, для мира
Во всей их прелести земной.
Как нынче холодно и сыро
Не только осенью — весной!

Мы гибнем так неудержимо,
Так мало любим, мало ждем.
Весь путь, как лес непроходимый,
Как смерть таящий водоем.

И лишь во сне — часы возврата
В мир детства легкий и родной,
Где только тень сестры и брата
На клумбе сада вырезной.

Пройдут томительные годы,
Покроет вечности туман
И эти жалкие невзгоды,
И тусклых радостей обман:

И ты узнаешь, что не стоит
Так убиваться, так гореть,
Чтоб домик карточный построить
И к славе призрачной лететь;

Что музыка лишь уцелела
Над жизнью, выжженной дотла,
Чтоб у последнего предела
Тебя не поглотила мгла;

Что в нищете и униженьи
Победней с каждым днем звучит
То торжествующее пенье,
Что бедный мир преобразит.

Сквозь сумерки и ночь тоннелей,
Над пропастями, — по мостам,
Вагоны пьяные летели,
Шатаясь, кланяясь кустам.

Зеленых кипарисов свечи,
Сады, цветущие кругом,
— Как вестники желанной встречи, —
О море пели голубом.

И город спал средневековый,
И у его высоких стен
Склонялись пальмы, словно вдовы,
Незнающие перемен.

В облаке розовом пыли
Стадо спускалось с горы,
Сумерки нас сторожили,
Тлели заката костры.

Тайные зовы долины
Все становились слышней.
Над колокольней старинной
Стая взвилась голубей.

Легкою дрожью дрожали
Тоненькие тополя.
Мудрой, вечерней печали
Глянула в очи земля.

Как черный лебедь, кипарис
Над горизонтом выплывает.
Вот барка огибает мыс,
Поет волна береговая.