9
Еще обрызгана златистой пылью
(О солнце зимнее, играй, играй!),
Пришла ко мне, и сказка стала былью,
И растворил врата мне русский рай.
Благословен родимый, снежный край
И розаны на чайнике пузатом!
Дыши во сне и сладко умирай!
Пусть млеет в теле милом каждый атом!
И ты в тот русский рай была моим вожатым.
10
А помнишь час? мы оба замолчали.
Твой взор смеялся, темен и широк:
«Не надо, друг, не вспоминай печали!»
Рукой меня толкнула нежно в бок.
Над нами реял нежный голубок,
Два сердца нес, сердца те – две лампадки.
И свет из них так тепел и глубок,
И дни под ними – медленны и сладки, —
И понял я намек пленительной загадки.
11
В моем краю вы все-таки чужая,
И все ж нельзя России быть родней,
Я думаю, что, даже уезжая
На родину, вы вспомните о ней.
В страну грядущих непочатых дней
Несете вы культуру, что от века
Божественна, и слаще, и вольней
Я вижу будущего человека.
12
О донна Анна, о моя Венера,
Запечатлею ли твой странный лик?
Какой закон ему, какая мера?
Он пламенен, таинствен и велик.
Изобразить ли лебединый клик?
Стою перед тобой, сложивши руки,
Как руки нищих набожных калик.
Я – не певец, – твои я слышу звуки.
В них все: и ад, и рай, и снег, и страсть, и муки.
Странничий вечер
О, этот странничий вечер!
Черный ветер речной
Сутулит попутные плечи
Упорной, тугой волной.
Мелкий дождя стеклярус
Сорвался, держаться не смог.
Бьется пальто, как парус,
Меж худыми ходульками ног.
Неужели только похожа
На правду бывалая печь?
Что случилось, что случилось, Боже,
Что даже некуда лечь?
Чуть вижу в какой-то истоме:
Ветер и струи – злы, —
Как грустны в покидаемом доме
Связанные узлы.
Скаредно лампы потухли,
Паутина по всем углам,
Вещи – жалкая рухлядь,
Когда-то любимый хлам.
Закрыл бы глаза на все это,
Не смотрел бы больше кругом.
Неужели не будет света?
Не найдется приютный дом?
Взгляните ж, мой друг, взгляните ж,
На время печаль отложив.
В глазах ваших – тихий Китеж
Стеклянно и странно жив.
И мозглый пар – целебен,
И вновь я идти готов,
Когда дребезжит молебен
Невидных колоколов.
Пролог к сказке Андерсена «Пастушка и трубочист»
Вот, молодые господа,
Сегодня я пришел сюда,
Чтоб показать и рассказать
И всячески собой занять.
Я стар, конечно, вам не пара,
Но все-таки доверьтесь мне:
Ведь часто то, что слишком старо,
Играет с детством наравне.
Что близко, то позабываю,
Что далеко, то вспоминаю,
И каждый день, и каждый час
Приводит новый мне рассказ.
Я помню детское окошко
И ласку материнских рук,
Клубком играющую кошку
И нянькин расписной сундук.
Как спать тепло, светло и сладко,
Когда в углу горит лампадка
И звонко так издалека
Несется пенье петуха.
И все яснее с каждым годом
Я вспоминаю старый дом,
И в доме комнату с комодом,
И спинки стульев под окном.
На подзеркальнике пастушка,
Голубоглазая вострушка.
И рядом, глянцевит и чист,
Стоит влюбленный трубочист.
Им строго (рожа-то не наша)
Китайский кланялся папаша.
Со шкапа же глядела гордо
Урода сморщенная морда.
Верьте, куклы могут жить,
Двигаться и говорить,
Могут плакать и смеяться,
Но на все есть свой же час,
И живут они без нас,
А при нас всего боятся.
Как полягут все в постель,
Таракан покинет щель.
Заскребутся тихо мыши, —
Вдруг зардеет краска щек,
Разовьется волосок, —
Куклы вздрогнут… тише, тише!
От игрушек шкапик «крак»,
Деревянный мягче фрак,
Из фарфора легче юбки,
Все коровы враз мычат,
Егеря в рога трубят,
К потолку порхнут голубки…
Смехи, писки, треск бичей,
Ярче елочных свечей
Генералов эполеты —
Гусар, саблей не греми:
За рояль бежит Мими,
Вертят спицами кареты…
Теперь смотрите лучше, дети,
Как плутоваты куклы эти!
При нас как мертвые сидят,
Не ходят и не говорят,
Но мы назло, поверьте, им
Всех хитрецов перехитрим,
Перехитрим да и накажем,
Все шалости их вам покажем.
Давно уж солнце закатилось,
Сквозь шторы светится луна,
Вот няня на ночь помолилась,
Спокойного желает сна,
Погасла лампа уж у папы,
Ушла и горничная спать,
Скребутся тоненькие лапы
Мышат о нянькину кровать.
Трещит в столовой половица,
И мне, и вам, друзья, не спится.
Чу, музыка! иль это сон?
Какой-то он? Какой-то он?
Читать дальше