Эльвира Бочкова - Далёкое-близкое

Там, за окном, живет Она.

Одна живет уже лет двадцать.

К ней постучалась тишина.

(А ведь могла не достучаться.)

В ее жилище не войти.

В нем никому не поселиться.

... И если женщина глядится

В окно, как в зеркало, – прости.

* * *

Какая тишь!.. И дождь, и дождь...

И жизнь намного стала проще.

Ты остановишься, вдохнешь

Грибами пахнущую рощу.

Осталась молодость внизу.

Там, на реке, при веслах лодка.

... Итак, ты в дождь, а не в грозу

На реку смотришь сверху кротко.

Тебе бы в голос закричать,

Пустить веслом до неба брызги!

... Но медлишь молодость встречать,

Перевалив за гребень жизни.

* * *

Сколько дней, сколько зим, сколько лет

О таком я мечтала! – и вот

Вещий рыцарь явился на свет.

Сразу время замедлило ход,

Сразу небо, приблизясь к земле,

Предложило: «Дотронься – и ты

Различишь в пробудившейся мгле

Лёт сгоревшей (не мертвой!) звезды.

Отличается темень от тьмы

Тем, что в темени нет ничего.

Темень – время вечерней зимы,

Позлащенной свеченьем снегов.

Ты же видишь: сгущается тьма,

В ней – надежда ютится...

И слеп

Посходивший от счастья с ума –

Просто смертный, а может, поэт,

Если глядя любимой в зрачки,

Где сквозит откровенное «нет», –

Продолжает любить... восхитив

Белый свет».

КАСАНИЕ

... Сплетенье пальцев?

На бегу –

Касанье, не рукопожатье.

Не властна ласку удержать я,

Но в дебрях памяти – могу.

Все было так, когда Любви

На ветках зноя зреет завязь,

И пальцы-ласточки

твои

Дрожат, с волной соприкасаясь.

Касались ласточки волны

Своими сильными крылами,

Пока не скрылись за горами...

(Так поступать они вольны.)

Зачем же – прежде –

в сильный град,

По лету бьющему картечью,

Волной летела – невпопад! –

Тебе, судьбе моей, навстречу,

Коль непременно на корню

Побьет ростки, вернее – всходы?!

... Затем, что голосом природы

Я о Тебе заговорю.

СТИХИ ВНЕЗАПНО УШЕДШЕМУ ИЗ ЖИЗНИ

I

Не к локтю локоть –

К взору взор

Прикован чуткостью вплотную...

... О, мне на музыку земную

Тобой расширен кругозор!

Покуда дышишь близко, тут, –

И телефонная мембрана

Звучаньем жизни осиянна:

Твое в ней сердце – тук... тук... тук...

Покамест слышу этот ритм,

С трудом дающийся, нескорый, –

Он мне – надеждой и опорой

И обещаньем свежих рифм;

Покамест, словно в полусне,

Твои слова ласкают ухо, –

И жизнь в разгаре. Не потухла.

И белый снег на белый снег

Ложится ровно и легко,

Как новый день на день вчерашний...

И мне отдать себя не страшно

Во власть свободы без оков.

2

Осознала, отчаясь помочь:

Ты закопан в январскую землю.

«Даже смерть, – так сказал ты, – приемлю».

Я тебя повторяю – точь-в-точь.

Образ твой я лепила на слух.

Голос твой – в телефон – музыкален,

Хоть в него и вселился твой дух,

Дух творца, что не зол, – неприкаян.

Что же делать мне с жизнью моей?

Растеряла б ее по крупицам,

Чтоб не помнить, как мёл снеговей

По обмершим, потерянным лицам,

Что за гробом твоим, не спеша,

Шли, – в снегу, меж оград увязая...

... Ты не знал, до чего ж хороша

Я была не в летах, – молодая,

И твоей, и моей седины

Нет и не было в жизни сплетенья...

О тебе мои смелые сны

И несмелые сны ли? виденья ль? –

Ибо трудно сказать: наяву

Держишь ты мою белую руку?

Без тебя – как с тобою – живу:

Все хожу по заветному кругу

Из нечастых – непрошенных! – встреч,

Глаз твоих поддаюсь облученью.

... Мог любить бы, иль просто беречь,

По глазам моим веря прочтенью,

Что судьбе благодарна. И смерть

Не отнимет тебя никакая.

Мы в глаза научились смотреть:

Ты – в мои, я – в твои. Не мигая.

* * *

Хоть и остались у весны

От глыб льдяных всего лишь крохи,

Ей уповать дано на вздохи

Ветров, что сплошь просолены

Особой солью: солью вод

Морских, а также океанов,

Что не разъест, а рассосет

У льдов последних швы на ранах.

И человека исцелит,

Придаст плечам поникшим силы,

Чтоб донести – как жизнь велит! –

Достойно

тело до могилы.

НОЧНЫЕ ЗАРИСОВКИ

I

Какой покой!.. И на душе,

И в заполуночной природе.

Ни облачка на небосводе –

Вот строчка общая, клише.

Но в душу глубже загляну –

И что на донышке увижу?

Ту желтоокую луну,

Почти упершуюся в крышу

Столетней давности избы,

Из бревен сложенной отменных,

И все подробности резьбы