Валентин Катаев - Избранные стихотворения

На толстых сваях поплавок

Стоял по щиколотку в тине.

Прибой барахтался в корзине.

Я молод был и одинок.

Как раз на уровне залива

В стакане колебалось пиво,

И солнце окуналось в нем

Вкрутую сваренным желтком.

В тот день мельчайшие детали

Как в детстве радовали глаз,

От серой чешуи кефали

До мимо проходящей Вас.

Обнявши спутницу за талью,

Роняя маленькую тень,

Вы показались мне деталью,

Украсившею этот день.

Шел, между прочим, пароходик,

Качая чаек, шла вода.

Так тема иногда приходит,

Не возвращаясь никогда.

Пока любви не больше году,

За крошкой нужен глаз да глаз.

Не потому ли мы природу

Ей в няньки наняли как раз.

У нас дела. У нас свиданья.

Нас нету дома день и ночь.

Природа – опытная няня —

Без нас воспитывает дочь.

Чтоб не сошло с ума от скуки

Дитя, забытое роднёй,

Она берет его на руки

И развлекает болтовней.

Она целует и качает

И ей бормочет целый день:

Вчера был холод, нынче тает.

А завтра вырастет сирень.

– Ах ты, малютка дорогая,

Утри глаза и будь умней.

И книгу древнюю листая,

Картинки объясняет ей.

Но воздух душен. Ей не спится.

И нянька плачет вместе с ней.

И засыпает, и томится,

И видит страшное во сне,

И бредит в темноте незрячей,

Ловя как стебель тонкий луч,

Природой комнаты горячей,

Где двое заперты на ключ.

Давайте говорить серьезно:

Что остается делать нам?

Бежать – нет силы. Думать – поздно.

Смешно – гадать по штемпелям.

А где-то финские шаланды

Зимуют на снегу тугом,

И хрупкий лед звенит, как ландыш,

Под вашим тонким каблуком.

Забыть? Не сможем обоюдно.

Не забывать? На сколько дней?

Писать? Невероятно трудно.

А не писать? Еще трудней.

А где-то в вазах розы вянут,

И смятый гоном рысака

Больной проспект к губам протянут,

Как ваша нежная рука.

Гореть? Немедленно остынем.

Остыть? Немедленно сгорим.

Расстаться? С этим небом синим?

Сойтись? На полдороге в Рим?

…А где-то ночь за мысом лисьим

Сгорает, сердце пепеля.

И по конвертам синих писем

Бегут, как версты, штемпеля.

Окунув лицо в левкои,

Слышу легкий запах перца,

Горечь юности моей…

Вспоминаю сад над морем,

Свежесть тщательной поливки

И дорожек мокрых скрип.

Гравий лопался под шиной

Легкого велосипеда,

Тормоза звенели тонко,

И подпрыгивал звонок.

Водяная пыль вставала,

Яркой радугой сияла,

На каштаны, на левкои

Оседала кисеей.

Из проколотого шланга

Били тонкие фонтаны,

Обдавая парусину

Гимназических штанов.

Стриг садовник под машинку

Изумрудные газоны

Стрекотавшими ножами,

Где кипел зеленый сок.

Окунув лицо в левкои,

Слышу легкий трепет сердца,

Радость юности моей.

В море парус плыл как чайка,

Разве это было плохо?

Разве в буре есть покой?

Синей топора, чугуна угрюмей,

Зарубив «ни-ког-да» на носу и на лбу,

Средних лет человек, в дорогом заграничном

костюме,

Вверх лицом утопал, в неестественно мелком гробу.

А до этого за день пришел, вероятно, проститься,

А быть может, и так, посидеть с человеком,

как гость

Он пришел в инфлюэнце, забыв почему-то

побриться,

Палку в угол поставил и шляпу повесил на гвоздь.

Где он был после этого? Кто его знает! Иные

Говорят – отправлял телеграмму, побрился

и ногти остриг.

Но меня на прощанье облапил, целуя впервые,

Уколол бородой и сказал: «До свиданья, старик».

А теперь, энергично побритый, как будто

не в омут, а в гости —

Он тонул и шептал: «Ты придешь, Ты придешь,

Ты придешь» —

И в подошвах его башмаков так неистово виделись

гвозди,

Что – казалось – на дюйм выступали из толстых

подошв.

Он точил их – но тщетно! – наждачными

верстами Ниццы,

Он сбивал их булыжной Москвою – но зря!

И, не выдержав пытки, заплакал в районе

Мясницкой,

Прислонясь к фонарю, на котором горела заря.