Но теперь только в фильмах, иначе – никак.
Та, что в женщинах вечно жива.
Я не сторонник гениальнейшего Демокрита, [17]
Не верю в то, что мир из атомов, в котором я живу,
И как увидеть женщину из атомов, ну, извините,
Я в страшном сне такое видеть не хочу.
Из атомов молекулярную муру не надо,
Как атом тот в руках я ощущу?
Фигурка, личико и грудь – моя награда,
Я «демокритов» атом в руки не возьму
Пусть древний философ афинскими ночами
Ласкает атом свой невидимый в тиши.
Мне дай фактуру с длинными ногами,
Ты, Демокрит, меня плохому не учи.
Вот так-то старый грек – зафилософствовался ты,
Не создана красавица из атома, а создана из плоти.
Как может быть невидимое воплощением мечты?
В такие сказки, Демокрит, поверю я не очень.
Земля пред белым домиком моим
Была покрыта вся цветами.
Я ими наслаждался не один —
С женою любовался чудесами.
И вдруг сосед скосил такую красоту,
Я до сих пор вот этого не понимаю,
Там тыщи насекомых жили, как в раю,
За что лишил их дома, я понять желаю.
Летали бабочки, стрекозы прилетали,
И брали взятки тучные шмели.
Там с облачков порой дожди сбегали,
И радостными красками цвели цветы.
Не стал за это ссориться с соседом,
Ну, мало ли что в голову взбрело,
При всем при том, увидел я при этом
К какой утрате это действо привело.
И стал я ждать, а августа порою,
Природа-мать своею добротой взяла,
И проросло погубленное вновь цветами и травою,
И жизнь снова пробудилась ото сна.
Поутру лепестки цветов, покрытые росою,
Вдруг заблестели бриллиантовым колье,
Моя лужайка вдруг зажила новизною,
Которою Природа подарила мне.
И вот прилет гостей я дожидался,
Таких же, что и позднею весной,
Я так их ждал, но ничего я не дождался,
Они не прилетели, как к себе домой.
Я не услышал вновь жужжанье шмелей,
И не увидел я кузнечиков в траве земной,
Прекрасных крыльев бабочек мне поскорей,
Вдруг в дом вернуться захотелось, быть уединенным.
В долинах Австрии, разбросанных повсюду,
Уютные дома, какие не увидишь и во сне,
Газоны все на ноль подстрижены и всюду,
Для насекомых жизни нет нигде.
Наверно, посмеется мой читатель.
«Не буду слушать эту болтовню,
Поэт – любитель насекомых и мечтатель,
Он воспоет и сорную траву».
Не сорную траву, мой дорогой читатель,
Мы разорвали цепи жизни на земле,
Те звенья от цепи – поэт-мечтатель
Пытается собрать в своей мечте.
Нет насекомых – вымирают птицы,
Нет насекомых – вымерли кроты,
Теперь за счастье мы почтем и теньканье синицы.
Не то, что соловьев, – коровам нет травы.
Поэтому и мяса вкусного не купишь,
От химикалиев поумирали червяки,
При вкусе овощей глаза к земле потупишь,
Она отравлена, она, как русло высохшей реки.
Ведь черными когда-то назывались
Озера Швеции, лет пятьдесят назад.
От миллионов раков, что тогда рождались,
Теперь ни одного, ищи хоть сотню лет подряд.
Невкусная еда, в ней все ненатурально,
Досталась нам в наследство на беду.
Людская жадность за деньгою не случайна,
Мы у мошенников теперь на поводу.
И если дальше так пойдет, окажемся в пустыне,
И только пост нам будет выдан «днесь»,
Христос перетерпел, но мы – не Он, отныне
После поста останется песок, его и будем есть.
P. S.
Но есть еще земля, что плодородит,
Новозеландией зовется та земля,
Там в луговой траве, в цветах коровы бродят,
Коровы, что Кормилицей зовутся издавна.