Фердинанд Фингер: Избранное

Пора-пора в далекий неизвестный путь

Передо мной облезших пара чемоданов

Эх, хорошо б в пути мне отдохнуть

Да нет – таможня на пределе встала.

Я снова гол и бос – такой же как тогда.

Когда родился и пошел по белу свету.

Вот чемодан для старого хламья

И чемодан для нового при этом.

В один я должен положить мои грехи,

И все те камни, что я разбросал когда-то.

В другой – все добрые дела, тут не спеши:

Внимательно смотреть мне надо.

Эх, хорошо бы было, чемоданы так сложить,

Чтоб оба одинаковы по весу оказались.

И тот, и этот до таможни дотащить,

Чтоб содержимому не очень удивлялись.

Тот, что для добрых дел хотелось бы потяжелей,

Чем тот обдрипанный другой, набитый хламом.

И при проверке было бы повеселей,

И отчитаться легче перед мамой.

Вот поезд подошел – пронзительный гудок

Иду, тащу я эти проклятые чемоданы.

Ой, как тяжел один – я просто изнемог,

Другой так легок и тревожит жизненный раны.

Из чемодана из того, что вдвое тяжелей,

Лицо из преисподней хитрою насмешкой.

А из другого Ангела лицо – повеселей, милей —

Подбадривает, обещает мне поддержку.

Скрип тормозов – таможня. Все. Беда.

Стою пред Ним – сейчас откроют чемоданы.

И скажут мне – с каким идти – куда.

И страх охватывает – заболели вдруг

Уже несуществующие жизненные раны.

Хотел бы я уйти, закончив путь земной,

Но не унылой осенью, перед зимой порога,

А той весенней радостной, веселою порой

Под звон колоколов, пасхальный, звон во славу Бога.

И чтоб меня сопровождало пенье соловья,

Расцветшие сады все в кипени цветов облитых,

И не терзалось чье-то сердце за меня

Весеннею порой, когда цветы росой умыты.

И чтобы не спешили те, кто провожал,

Уйти скорее от последнего пристанища земного,

Чтоб были только те, которых я любил и знал —

Не надо мне прощальных слов от имени чужого.

Эх, хорошо бы надо мной веселый джаз играл,

И все соседи по последнему жилищу вдруг затанцевали,

И по хорошей рюмке выпили, как я пивал,

И, как живые, были все пьяны, как черти накачали.

И чтобы сигаретки дым меня сопровождал,

Меня облек в моем пути последнем.

Ну, а потом вина искрящийся бокал

Был вылит на надгробье в следующем посещенье.

Я на пределе не спрошу, зачем и почему?

За что и почему – я грешный знаю.

И душу я бессмертную свою

С несобранными камнями тебе вручаю.

Ведь провожающие так до смерти не поймут,

Что хуже или лучше пребывать в земной юдоли.

Быть может, я на тот момент по-настоящему живу,

Быть может, я душой теперь на воле.

А может, я пройду чрез Страшный Суд

Живой, веселый, все понявший, невредимый,

И, может быть, меня поддержат ангелы – поймут,

Что я, раскаявшись во всем, оставил мир несправедливый.

Да не прольется надо мною сострадания слеза:

Я в жизни нагрешил не так уж много,

И, может, будет мне светить волшебная звезда,

Ведь камни, что я разбросал, хотя не все, собрал в дороге.

Так не горюйте, милая моя семья, друзья,

Ведь я не буду в сотне миллиардов одиноким.

Во сне с любовью буду вас я посещать, хоть иногда,

И буду вам светить всегда звездой далекой.

«Поэты ходят пятками по лезвию ножа» [13] .

И это верно так, так точно это,

Я весь изранился, по этому пути идя,

Пора, я позабуду звание поэта.

Благодарю тебя, читатель дорогой,

Что уделил мне грешному внимания немного,

И в пониманье Бога мы пойдем с тобой,

Пойдем счастливою и дальнею дорогой.

Ну, вроде все – теперь жене внимание – уют,

Все, чем я жил, я описал, и слава Богу,

Я подожду, пусть раны не кровоточат, пусть заживут,

А там даст Бог опять в мучительную и опасную дорогу.

Россия взором неохватная – леса таинственно шумят,

Туманные болота, в речках рыбьи всплески.