Артюр Рембо: Одно лето в аду

К ключевой идее земного братства поэт возвращается в словах, обращенных к богу: "Вы избрали меня среди потерпевших кораблекрушение; но те, кто остался, разве они не мои друзья? Спасите их!". Здесь уже можно различить интонации Элюара.

Вопрос спасения, в том числе вечного спасения, Рембо ставит таким образом, что взрывает любое догматическое богословие, любую догматическую философию. Ему нужно нечто, ненавистное всем фанатикам, нечто, достойное величайших умов Ренессанса, - свобода в выборе путей спасения.

Рембо понимает, что такое пожелание равносильно призыву: "Огонь на меня!", и с некоторым сарказмом заключает главку заявлением, что он и выбрал на французский манер путь славной гибели - "дорогу чести".

Неизданный перевод Н. Г. Яковлевой:

"От предков - галлов у меня голубые глаза, ограниченный ум и неуклюжесть в борьбе. Я нахожу свою одежду варварской, подобно их одежде. Но я не умащиваю волосы маслом.

Галлы были самые нелепые по тому времени живодеры, поджигатели трав.

От них у меня: идолопоклонство и любовь к кощунству; - о! все пороки, гнев, сладострастие, - великолепное сладострастие; - особенно лживость и лень.

Мне ненавистны все ремесла. Хозяин и батрак, крестьянин - омерзительны. Рука с пером стоит руки на плуге. Век ремесла! Я никогда не буду ремесленником. И холопство заводит слишком далеко. Мне претит честная бедность. Преступник мерзок, как скопец: а я безупречен, мне все равно.

Но кто наделил мой язык таким коварством, что он мог до нынешнего дня направлять и оберегать мою лень? Я не извлекал пользы из своего тела. Я скитался, праздностью превзойдя жабу. В Европе нет семьи, которой я бы не знал. Я говорю о семьях, подобно моей, наследовавших все от декларации Прав Человека. Я знал в этих семьях каждого первенца!

Если бы мой род чем-либо был отмечен в истории Франции!

Но нет, ничем.

Я знаю, я всегда принадлежал к низшей расе. Мне непонятен мятеж. Мое племя восстает лишь для того, чтобы грабить: так поступают волки с животным, не растерзанным насмерть.

Я вспоминаю историю Франции, старшей дочери церкви. Смерд, я совершил путешествие в святую землю; мне памятны дороги в долинах Швабии, пейзажи Византии, укрепления Иерусалима: культ Марии, умиление перед распятым пробуждается во мне среди тысячи суетных видений. Прокаженный, я сижу на черепках и крапиве у подножия стены, изглоданной солнцем. - Позже, наемник, я раскинусь станом ночью, в Германии.

А-а! Еще! Среди красной прогалины я пляшу на шабаше со старухами и детьми.

Из прошлого я помню лишь эту землю и христианство. Я всегда буду возвращаться в это прошлое. Но всегда один, без семьи; и на каком языке я говорил? Я не вижу себя ни в советах Христа, ни в советах старейшин наместников Христовых.

Кем был я в прошлом веке: я снова вижу себя лишь сегодня. Нет бродяг, нет смутных войн. Низшая раса - народ, как говорят, все вытеснила: она - и нация, и разум, и наука.

Наука! Она за все взялась. Для тела и для души, - святые дары, существуют медицина и философия, - домашние средства и сборники народных песенок. И увеселения владык, и запретные забавы!.. География, космография, механика, химия!

Наука, новая каста! Прогресс! Мир движется вперед! Почему бы ему не вернуться обратно?

Это видение чисел. Мы идем к Разуму. То, что я говорю, - истина, пророчество. Я все понимаю, но, не умея объяснить без помощи языческих слов, предпочитаю молчать.

----

Языческая кровь просыпается! Разум близок; отчего Христос не поможет мне, открыв моей душе достоинство и освобождение? Увы, Евангелие отжило! Евангелие! Евангелие!

Я жду бога с вожделением. Я принадлежу к низшей расе, на веки веков.

Вот я на побережье Арморики. Пусть города загораются вечером. Мой день кончен, я покидаю Европу. Морской воздух обожжет мои легкие; отдаленные страны опалят мое тело. Плавать, мять траву, охотиться особенно курить; пить напитки, терпкие, как расплавленный металл, - как это делали любезные предки вокруг огней.

Я вернусь с железными мускулами, смуглой кожей, неистовым взглядом; по моему обличью решат, что я человек сильной расы. У меня будет золото: я буду праздным и жестоким. Женщины окружат заботой кровожадных калек, вернувшихся из жарких стран. Сочтут, что я был замешан в политические события. Спасся.

Теперь я отверженный. Я ненавижу родину. Вся отрада - пьяный сон на берегу.

----

Не уехать. - Снова пойдем здешними дорогами, под бременем порока порока, что еще в юности пустил во мне свои мучительные корни, что вздымается к небу, истязает меня, опрокидывает, волочит за собой.