Максим Жуков - Поэма новогодняя моя

Короче, объяснять не буду дальше,
я думаю, и так понятно все…

Такой расклад у девушек салонных,
всегда для клиентуры припасен,
они его, по слухам, применяют
частенько и последствий не боясь.

Но, зная о раскладе том немало,
я этим знаньем как-то пренебрег;
подумал, объявленье выбирая:
«салон мне попадется, не салон —
теперь уже значенья не имеет,
когда ни в чем по жизни не везет».

…Пока что в трубке тянутся гудки,
Я захожу в подъезд, в руке газета.
На лестнице накурено, темно…
Последний стыд и полное блаженство!..
«Ирина, релаксация, массаж».

Мембрана тихо щелкнула, и в ухо
мне произнёс приятный женский голос:
– Ирина. Я Вас слушаю. Алло?
Я ощутил немедленный отлив
душевных сил, как будто уходила
из-подо льда проворная вода.
Форель хвостом ударила, плеснула,
и повторилось нежное: Ал-л-л-о-о-о?

Я из себя, откашливаясь, выжал:
– Я вам по объявлению звоню
для выясненья, кхе-кхе-кхе, расценок
за час, кхе-кхе, предложенных услуг.

Чреду моих расспросов упреждая,
приятный голос вежливо спросил:
– Простите, это ваш контактный номер
у нас определился?
– Да, а что?
– Пожалуйста, минуту подождите —
мы сами вам сейчас перезвоним.

Какая конспирация, помилуй
и сохрани нас, Всемогущий Бог!
Ты, не успевший стать еще клиентом,
уже контактный номер должен дать.

Ну что ж, как говорится, подождем-с!

Я, постояв на лестничной площадке,
гремя ключом, стальную дверь открыл.

Встречая темнотой меня, квартира
разверзла неуютное нутро.

Я в тапочки, кряхтя, переобулся
и в комнату расстроено прошел.

На специальном маленьком столе
перед окном, как раз посередине
стоял аквариум, покрытый сверху
стеклом голубоватым, словно лед.
в воде форель вилась меланхолично
и мелодично билась о стекло.
Я на кушетку выложил мобильный
и в ожиданье рядышком присел.

Через мгновенье, дрогнув на кушетке
и заливаясь, телефон ожил.
Я, замерев, рассеянно помедлил, —
безволие – преддверье высшей воли! —
Последний стыд и полное блаженство!..
Ирина. Релаксация. Массаж.

Представьте удивление мое,
Когда не массажистки нежный голос
напевно в телефоне прозвучал:

– Ты извини, но я звоню по делу.
Ты там один? Ты можешь говорить?

Я, словно очарованный, промолвил:
– Офелия! О радость! Помяни
мои грехи в своих молитвах, нимфа.

И тут же прямо в ухо получил:
– Еще скажи – «как сорок тысяч братьев»…
Ты что несешь? Ты, вообще, здоров?

Я, помолчав, обиженно ответил:
– Благодарю: вполне, вполне, вполне.

Мы с ней расстались восемь дней назад.
Она ушла.
Она не уходила
с тех самых пор из памяти моей.

Все восемь дней со мною происходит
Неладное… я как во сне хожу
и вопрошаю сам себя зачем-то,
хотя не знаю, в сущности, зачем:

«ЗАЧЕМ
высоким голосом наитья
ЗАЧЕМ
спокойным голосом рассудка
ЗАЧЕМ
скабрезным басом вожделенья
ЗАЧЕМ
сухим хихиканьем безумства
ЗАЧЕМ
блаженным космосом толпы
Зачем перелопатили могилы
перекупили лучших летописцев
свернули в матрицу пивные прорицанья
и отраженья в ступе истолкли
когда слепые входят в царство мертвых
когда выходят мертвые из трупов
и как партнеры поднимаются по трапу
и держат паузу как рыбы и пророки
и медленно сошествуют в народ
когда река течет наоборот
и берега срастаются в подвалы
дебилы рвутся в интеллектуалы
и пушки занимают левый ряд
и верные сыны уходят в запевалы

когда трава вмерзает в кованую медь
когда судьба кончается на ять
и хочется пинать ее ногами
и хочется урвать
положенную треть
и выстроить дворцы в помойной яме
а то и просто в землю закопать
а то уж и не хочется
как знать
кому пристало говорить с богами
кому серпом ударить по кимвалам
кому на бочку влезть
и пукнуть в рифму
кому отстать и тенью захлебнуться
изображая только пустоту»

Я говорю, я повторяю это;
и сам не знаю – что я говорю…

– Ты что там в трубку глупости бормочешь?
– Ты что там – пьян? Или с ума сошел?

Я промолчал, не зная как ответить.
И дальше – больше слушал и молчал.