Анатолий Жигулин - Летящие дни

Калина красная
Дроздами склевана.
Калина черная
Растет — качается.
И память горькая,
Печаль суровая
Все не кончается,
Все не кончается…

ОТВЛЕКАЮЩИЙ ДЕСАНТ

Отвлекающий десант —
Двадцать девять краснофлотцев.
Отвлекающий десант…
Скоро, скоро кровь прольется!

Отвлекающий десант
С хрупкой маленькой подлодки.
Наливает лейтенант
По сто грамм казенной водки.

И ясна, понятна цель,
Невозможное — возможно:
Взять поселок Коктебель
И держаться — сколько можно.

Налететь, напасть, отвлечь —
Без подмоги, в непогоду.
И навеки в землю лечь.
В эту землю, в эту воду.

Отвлекающий десант.
Есть такой в морском уставе.
Отвлекающий десант —
Верный путь к посмертной славе.

…Болью полнится душа
На краю волны и суши;
Двадцать девять ППШ
Против сотни вражьих пушек!..

После всех побед и бед
Их припомнят и прославят.
Через тридцать долгих лет
Здесь им памятник поставят.

На воде растаял след…
Двадцать девять краснофлотцев!..
Через тридцать долгих лет
Лишь один сюда вернется.

Лишь один остался жив.
Плакал горькими слезами,
Две гвоздики положив
На холодный серый камень.

* * *

Иссохшая долина,
И между трех дорог —
Корявая маслина,
Сухой шершавый лох.

Под одиноким лохом,
Где солнце и полынь,
С чуть затаенным вздохом
Из памяти — нахлынь!

Нахлынь все то, что было:
И что свежо теперь,
И что душа забыла
За давностью потерь…

Друзей ушедших лица
Я в сердце берегу.
Но с ними поделиться
Ничем уж не могу.

Стою один в долине
На стыке трех дорог —
Как дерево пустыни,
Как одинокий лох.

* * *
Двадцать второго июня
Ровно в четыре часа
Киев бомбили,
Нам объявили,
Что началася война…
Песня

Колючей проволокой сердце
Рванет бесхитростный куплет.
И никуда уже не деться
От давних лет,
От горьких лет.

Когда в огне, во мгле чертовской
Земля стонала
И когда,
Как написал поэт Твардовский,
Сдавали чохом города.

Ужели так всегда в России,
Ужели недруги правы:
Чтоб разбудить святые силы,
Дойти им надо до Москвы?!

Не верю этому, не верю!
Но вижу скорбные глаза
И помню каждую потерю,
Родных и близких голоса.

Нас разбудили, разбудили,
И мы восстали — как один.
Мы победили, победили.
И впредь, конечно, победим.

И жизнь светла и величава…
Но пусть в любой далекий срок
Нам помнится не только слава,
Но и жестокий тот урок.

И песня пусть продлится в завтра —
Про тот платочек
И вокзал,—
Которую безвестный автор
Веленьем сердца написал.

* * *
Е. М. Раевской
В. Ф. Жигулину

Дорогие родители!
Мать и отец!
Не сердитесь, что письма
Пишу вам короче и реже.
Просто все тяжелеет
Судьбы незабытый свинец,
И с годами печали
Больнее, чем прежде…

Но и нынче я помню
О дальнем, родном и святом.
И ночами все вижу
В картинах отчетливо резких:
По рассказам отца —
Деревенский жигулинский дом,
И в старинном Воронеже —
Дом знаменитых Раевских.

Впрочем, нет.
«Знаменитых» — неправильно, нет.
Знаменитыми были
Далекие мамины предки:
В орденах — генерал,
А в цепях — декабрист и поэт,
Раньше прочих познавший
Тюремные камеры-клетки.

…А Жигулины родом
Откуда-то из-под Ельца.
Там и нынче в селе —
Все Жигулины да Жигулевы.
А потом — Богучар
И родная деревня отца —
Монастырщина.
Сколько беды в этом слове!..

И луга за Подгорным —
Моя изначальная жизнь.
И горящий Воронеж —
Мое изначальное горе.
Две могучие крови
Во мне воедино слились,
И пошел я по жизни
В извечном душевном раздоре…

Не печальтесь, родные!
Я буду почаще писать.
И конечно, приеду.
Дела и заботы отрину.
Еще многое мне
Вы должны о себе рассказать,
Чтобы я рассказал
Своему повзрослевшему сыну.

* * *
В. М. Раевской

Крещение. Солнце играет.
И нету беды оттого,
Что жизнь постепенно сгорает, —
Такое вокруг торжество!