Юрий Колкер - Млечное

и гостем непрошенным, и скрипачом безутешным,

водящим смычком по шершавой и звонкой луне;

сентябрь увиделся мне

надломленным юношей, ветхим, скупым, осторожным —

он бродит ночами по гравию звёздных дорожек,

а утром кричит от мучительной боли во сне;

сентябрь увиделся мне

дорогой асфальтовой, листьями клёнов уложенной

и мокрой от слёз; как возможное, всё невозможное

без всяких усилий живёт, отражённое в ней —

мне видеть её всё грустней…

Поэтому именно чёрным ночным почтальоном,

печальным, как дверь, роковым, как аптекарь влюблённый,

бездумным, как эхо

сентябрь увиделся мне.

30 сентябя 1968

Ты

и

я.

Сны

и

явь…

Только о прошлом не будем грустить,

раз уж мы рядом.

Я — это грустное слово прости,

ты — это я…

Да!

Не смотри на меня удивлённо —

Вспомни: в Павловске клёны стоят,

листья падают с клёнов,

в травы, на дорожки,

ты молчишь настороженно.

Ах, я забыл — о прошлом…

Осень —

это такая страна,

где сбывается всякая небыль:

от анонсов снежных заносов —

по прогнозам,

до ассонансов сосновых просек,

если попросим…

Вот бредём мы вдоль полотна,

справа лес от нас,

слева насыпь,

сверху — догма пустого неба…

Осень —

это такая страна…

Только лишнего ты не требуй…

14-16 сентября 1968

Трикраты асфальтовый мир провожает весну,

трикраты гляжу я в его опустевшие очи —

и слышу скольжение мне отведённых минут,

и вижу агонию мной не написанных строчек,

с тех пор, как расстались мы;

с тех пор —

не так уж и много вода утекло на земле,

и реки всё те же бегут от истоков до устья;

но стопочкой годы лежат у меня на столе,

и это, быть может, единственный повод для грусти

с тех пор, как расстались мы.

С тех пор…

октябрь 1968

На самом краешке лета,

у моря, под рыжим утёсом,

лежат большие ответа

на маленькие вопросы.

Всё просто.

Видишь, как просто?

1 ноября 1968

Как мне забыть твои глаза и губы?

Идут года, и с ними всё ясней:

мы только неслучившееся любим,

и канувшему преданы вполне.

И, может статься, так оно и проще:

возникла, улыбнулась и прошла…

Но день, и взгляд, и Вацлавскую площадь —

мы всё с тобой делили пополам;

и мыслилось, что был не прав Гораций,

и нету меры счастью, как ни мерь;

и было нам с тобою не расстаться —

вот так же, как не встретиться теперь…

Ах, детство, ах, далёкое, — прости.

Гораций прав. Закон не обойти.

5 октября 1968

Твой октябрь осыпает листья

нежные, поблекшие едва.

Никаких хрестоматийных истин,

ни плакатов, ни знамен — листва…

Твой октябрь бродит в переулках,

трогает, как струны, провода,

спрашивает: — Маша, ты уснула? —

и во сне ты отвечаешь: — Да. —

Говорит он: — Мы давно знакомы,

наши грусть и слезы — пустяки,

будь что будет: вызываю гномов

из моих подземных мастерских.

Ты проснешься утром ровно в восемь,

будешь долго у окна стоять:

это мой подарок, это — Осень

Самая Красивая, Твоя.

Спи. Мы все поглощены работой —

лишь бы ты, проснувшись, поняла,

что живет на этом свете кто-то

чтобы делать добрые дела.

октябрь 1968

…Я верность сохраню

тебе, тебе — безумная, смешная,

отчаянная выдумка моя,

которой имя юность, и которой

минувшим днём подведена черта.

Тебе, тебе я верность сохраню,

меня отвергнувшая, — пусть не мне

твои мечты и помыслы достались

и ласки те, которых я искал…

Уже и то я почитаю счастьям,

что ты живёшь на этом свете, ты,

серьёзная, прошла со мною рядом,

и я ловил дыханье уст твоих

и голосу внимал… Безумству помнить,

блаженству знать, что это было так —

мучительною радостью мгновений,

которых не вернуть, клянусь: отныне

навек, навек я верность сохраню…

11 февраля 1969,

в день защиты диплома.

В городе — асфальтовое лето.

Сколько их, забытых, невоспетых

дней, которые уходят даром!..

— Собирайся! Куплены билеты —

мы поедем в Элисенваару!

Милая, ты слышишь? Мы поедем

в ту страну, где сосны и медведи,

где озёра, полные, как чаши,

нашим счастьем и тревогой нашей,

где немыслимы тоска и старость —