Я мыслил: время, погоди,
Сложи проворные крыла!
И всякий миг в моей груди
Любовь заветная цвела.
Ты выжгла грудь мою дотла,
И там — безжизненный простор,
И там — убийственная мгла
С тех самых пор, злосчастных пор!
Рассвет вещает всякий раз:
Мученья новые близки.
И вновь ползет за часом час
Тягучей, медленной тоски.
И вновь страдать не по-людски,
Сражаться с памятью, доколь
Не сядет солнце — но в виски
Стучит и ночью та же боль!
Утихни, скорбь! Любовь, молчи!
В постель ввергаюсь, точно в ад,
И не смыкаю глаз в ночи,
Когда не спит лишь конокрад.
А коль усну — сто раз подряд
Разлука наша снится мне;
И дню томительному рад,
Проведши ночь в подобном сне.
Луна! Ясна и высока,
Ты озаряешь окоем;
Сияла так же ты, пока
Бродили с нею мы вдвоем.
В луче серебряном твоем
Струили свет ее зрачки…
Былое поросло быльем,
И эти ночи далеки!
Забыть восторги тех минут,
Забыть, коль скоро не вернешь,
Забыть! Но память тут как тут —
И снова жар, и снова дрожь!
Безрадостный, бессчастный — все ж
Влачу бессмысленные дни.
О, женщины бесчестной ложь,
О, безысходность западни!
Третье послание Дж. Лапрейку
О Джонни, будь без перерыва
Здоров и счастлив — речь не лжива;
Теперь, когда поспела нива —
Усердно жни,
И пей с устатку вдоволь пива
Во всяки дни.
Да не осмелится Борей
Снести снопы с твоих полей,
Метнуть на вереск и пырей!
Спеши на ток,
И все до зернышка скорей
Ссыпай в мешок.
О том же и моя забота —
Но ливнем прервана работа,
А мне писать пришла охота
Уже давно.
Авось, дождется обмолота
Мое зерно!
Я задолжал тебе, когда ты
В письме без подписи, без даты
Твердил: попы не виноваты,
Умерь-ка пыл —
И адской ругани ушаты
На друга лил.
Да пусть с амвона мелют гиль —
Давай споем о дружбе! Иль
Ты ждешь — когда, взметая пыль,
Примчит Камена?
Виноторговка да бутыль —
Вот ей замена.
Я друг тебе, и друг до гроба.
А не мила моя особа —
Давай, дружище, клюкнем оба
Лицом к лицу:
Минутная минует злоба,
Придет к концу.
Когда окончится страда,
Когда в хлева уйдут стада,
Когда высокая скирда
Украсит двор,
Я загляну к тебе тогда —
Залить раздор.
Любезные Каменам зелья
В разгаре сладкого похмелья
Опять подарят нам веселья
Былых годин…
Не тридцать нам, как мнил досель я —
Двадцать один!
Но снова солнце — в облаках,
И вихри подымают прах.
Колосья, что стоят в снопах,
Бегу спасти я!
Подписываюсь впопыхах:
Твой Роб-Вития.
Послание к г-ну Мак-Адаму, владетелю поместья Крэйген-Гиллан, в ответ на любезное письмо, адресованное мне в начале поэтического моего пути
Письмо за чаркою винца
Я прочитал, милорд.
— Глядите, кто признал Певца! —
Я крикнул, рад и горд.
Коль хвалит Крэйген-Гиллан сам —
Иду, бесспорно, в гору!
И шлю теперь ко всем чертям
Тупиц убогих свору!
Вы благи родом, и весьма
Сужденья ваши благи;
Хвала высокого ума
Мне придала отваги.
Зоилы, рухните во прах:
Я — Македонский Сэнди!
Стою на собственных ногах —
Доколь не клюкну брэнди.
А коль на званый ужин вдруг
Донесть не могут ноги,
Ячменный хлеб жую, и лук,
Присевши у дороги…
Продли Господь на много лет
Благополучье ваше
И дочек ваших, коих нет,
Мне говорили, краше!
А ваш наследник молодой —
Скажу, не привирая, —
Седой украшен бородой,
Составит гордость края.
Девица Мэг решила прясть
Под вересковым под кустом;
А Дункан Дэвисон за ней
В пылу пустился озорном —
Чтоб честью честь рядком присесть,
И побеседовать ладком.
Но пареньку пробить башку
Грозится Мэг веретеном.
Они сам-друг бегут на луг,
Там речка блещет серебром;
И молвит Мэг, ступив на брег:
— Любезнейший, отстань добром!
Клянется Дункан: «Все равно
Стоять нам завтра под венцом!»
И в воду Мэг веретено
Метнула, сжалясь над юнцом.
«Гляди, красотка, веселей:
Мы сладим дом, уютный дом.
По-королевски там, ей-ей,
Вдвоем с тобою заживем!»
Коль в битве смел — пребудешь цел,
Коли не хром — не свалит ром,
А коль целуешь от души —
Лететь не будешь кувырком.
Читать дальше