Ованес Туманян - Стихотворения и поэмы

Не ветрами и не дождем
Семена их занесены,
И не щедрой рукой весны
Разукрашен мой новый дом.

То — неспетые песни, друг,
Что я в сердце с собой унес.
Славословья любви, что вслух,
Умирая, не произнес.

Поцелуи мои, что я
Шлю из горнего мира той,
Для которой в мои края
Путь закрыт гробовой плитой.

Ночь избавление дарит
От слез, мучений и тоски.
И горы изменили вид
И стали призрачно легки.

Все охватил глубокий сон,
Спят люди, звери. Тишина.
И, освещая небосклон,
Плывет торжественно луна.

И над Сипаном [6] Сипан — гора на северо-западном берегу озера Ван. диск повис,
Мерцая светлым серебром,
И он глядит безмолвно вниз
На грустный мир, объятый сном.

Сереброкудрою струей
Лучи прохладные текут
И, распыляясь над землей,
Дремоту сладкую несут.

Но край несчастный мой лишен
Отдохновения и сна,
И полон ужасами он:
Скрывает муки тишина.

Кто будит сумрак гробовой.
Не устает рыдать, стонать?
Чей вопль мешается с мольбой?
Увы, всего не рассказать!

Там путник занемог в пути,
Прихода смерти в муках ждет;
Отцу покоя не найти, —
Он дочь умершую зовет.

И старца стон в тюрьме сырой,
И стон страдалицы во мгле.
И гибнет юноша-герой.
Отдавший жизнь родной земле.

Ночь над Арменией темна,
Вокруг необорима тень.
Когда ж рассеется она
И засияет новый день?

Моя прошлая жизнь, с нею прошлый мой год —
Два седых старика, ослабевших, недужных, —
К дальней вечности путь свой держали вперед,
В задушевном раздумье, в беседах содружных

«Я взрастил благовонный, сияющий сад,—
Первый вымолвил так, обращаясь к второму, —
Животворный струили цветы аромат, —
Все цветы расточил я по миру людскому».

И ответил второй: «Много чувств, много сил,
Много было во мне вдохновенья святого.
Как и ты, я всё отдал и всё расточил
В песнопеньи любви, в светлой щедрости слова».

Первый снова сказал: «Но в долине людской
Я оставил и холод, и сумрак, как прежде». —
«Я оттуда ушел, — так ответил другой, —
И тоскуя душой и не веря надежде».

Первый громко сказал: «Вновь настанет расцвет,
И покроется снова долина цветами!»
Но другой ничего не промолвил в ответ.
И к дороге своей он поникнул глазами

Так вся прошлая жизнь, так и прошлый мой год —
Два седых старика, ослабевших, недужных,—
К близкой вечности путь свой держали вперед
В задушевном раздумьи, в беседах содружных.

Бессонница томит меня в постели,
Лежу и тщетно жду прихода сна,
И мысли мрачные мной овладели,
И эта ночь особенно длинна.

Ах, были дни, еще совсем недавно,
Мир нежно, точно мать, меня ласкал,
Познал тогда я дни восторга явно
И мрак ночной меня не угнетал.

Любовь прошла, развеялись мечтанья.
Нет бодрости и силы прежних дней.
Настали дни глубокого страданья,
И ночи кажутся теперь длинней.

Бессонница теперь меня терзает,
В своей постели мучаюсь без сна.
Ночь бесконечна, всё не рассветает, —
Как долго, долго тянется она!

В печальном сумраке ночном
Бессонны я и скорбь моя.
Хотим припомнить мы вдвоем.
Как с нею повстречался я.

«Скажи мне, скорбь, моя родня,
Товарищ неразлучный мой,
Из-за чего, с какого дня
И как связалась ты со мной?..»
И, вспоминая в тишине.
Она рассказывает мне:

«Давным-давно, коль хочешь знать,
Смотря на колыбель твою
И тихо плача, пела мать
Уныло „баюшки-баю“.
И в сердце детское твое
Вошла я с песенкой ее.

Ты был когда-то очень мал —
Не больше сына своего —
И с хилым сверстником играл.
Он сиротою был. Его
Все колотили, не любя.
С тех пор узнала я тебя.

Однажды, дверь загородив.
Хозяин должнику грозил.
Бедняк, отчаявшись, чуть жив,
У неба помощи просил:
„Спаси, о боже! Нет житья!“
С тех пор я спутница твоя.

Пришел раз человек с сумой,
Держа ребенка под тряпьем:
„Нас гонят прочь с земли родной.
Так пожалей, молю Христом!
Дай нам погреться у огня“.
С тех пор и знаешь ты меня.