А так как я люблю земли отраду
И ласточек, и ветер, и весну,
Господь меня из голубого сада
Не слишком скоро позовет ко сну.
И душу, мне одолженную Богом
На милый срок, пока я буду жить,
Я пронесу по всем земным дорогам
И постараюсь чистой возвратить.
Пускай она, насытясь щебетаньем
И воздухом, и солнцем, и тобой,
Останется живым воспоминаньем
Всей ясности и прелести земной.
Она еще кому-нибудь послужит,
И тот, далекий, кем не буду я,
В своей душе внезапно обнаружит
То, чем жила в веках душа моя.
[1948]
«Проехало большое колесо…» [56]
Проехало большое колесо,
Чуть не коснувшись оболочки хрупкой.
Он замер — будто вовсе невесом, —
Не жук, а просто полая скорлупка.
Когда отъехал воз и поводырь,
Казавшийся тяжелым великаном,
Ушел, и стала вновь степная ширь
Щебечущим и звонким океаном,
Он лег на глянцевитое брюшко,
Из черного футляра вынул крылья,
Жужжа пустил завод и так легко
Забыл свое минутное бессилье!
[1948]
«Шагает рядом голубая тень…» [57]
Шагает рядом голубая тень,
Вкруг головы росистый нимб мерцает.
В канаву обвалившийся плетень
В репейниках лиловых утопает.
Вот, ласково шурша, навстречу мне
Огромный воз ползет с лохматым сеном,
И облачко в бессмертной вышине
Из тленного становится нетленным,
Вот ласточки серебряная грудь
Чуть не коснулась пыли придорожной…
Подумать только, что когда-нибудь
И я уйду… Нет, это невозможно!
[1947, 1948]
После дождя («На ветке, вытянутой, как рука…»)
На ветке, вытянутой, как рука,
Которая не встретила рукопожатья,
Которая качается слегка,
Слегка шурша сквозным, темно-зеленым платьем,
Повисли капельки, как бахрома,
Дрожащие, сияющие, неземные,
Как будто дождь, весенний аромат
Сгустив, преобразил в сережки золотые.
Набухнет капля и летит стремглав
Падучею звездой, внезапно исчезая
В бездонности дождем примятых трав,
А там за ней уже торопится другая,
Оторванная солнечным лучом,
Она сквозь луч, сквозь темно-желтый луч заката,
Едва мелькнет, и радужным огнем
Уже не капля та, а вся душа объята.
[1948]
«Стоит, подрагивая рыжей шерстью…» [58]
Стоит, подрагивая рыжей шерстью,
Большая лошадь. На ремне кузнец
Высоко подтянул раструб копыта,
И вот стальные челюсти клещей
Срывают старую подкову. Лошадь,
Продолговатый череп опустив,
Хвостом сгоняет мух, а подмастерье
Мехами раздувает черный горн.
Еще мгновение, и фейерверком
Взлетит огонь в широкотрубный мрак.
А там, в окне, закат высокий меркнет
И приближается большая ночь.
Последний луч заглянет на задворок,
Где воробьи купаются в пыли…
О, Господи! Как бесконечно дорог
Простому сердцу трудный быт земли!
[1948]
Ты слышишь глухое
Вдали бормотанье —
Ночного прибоя
С землей — пререканье.
На плоские скалы,
Как волны тумана,
Ложатся устало
Слова океана:
«Что было, что будет,
Чем сердце горело,
Все скоро забудет
Ненужное тело.
И отдых беззвездный
Тебя успокоит,
Прохладною бездной
Навеки укроет».
Но сердцу дороже
Страданье земное,
Но сердце не может
Поверить покою.
Я жду, я тоскую,
Я морю не внемлю,
Ночную, родную,
Печальную землю
Я глажу рукою
С такою любовью,
Как будто одною
Мы связаны кровью.
«Когда лиловеют вершины…»
Когда лиловеют вершины
И гаснут снега вдалеке,
И вечер по склону долины
Спускается к белой реке,
Когда на высоком откосе,
Как в зеркале, тает закат
И росы на рыжем покосе,
Как звуки, горят и звенят,
Когда на уступе высоком
Сквозь лапы еловых ветвей
Блестит деревеньки далекой
Созвездие зыбких огней, —
Душа поневоле трепещет,
И все же не справиться ей
С дыханьем угрюмым и вещим,
С убийственной жизнью своей.
Блаженны все те, кто не знает.
Ты слышишь — кузнечик звенит,
Летучая мышь пролетает,
И птица ночная кричит.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу