Большим полнолунным отливом
Открыт темно-рыжий утес.
Струятся по слипшейся гриве
Соленые капельки слез.
Он видит, свидетель случайный
Друг другу враждебных миров,
Подводные темные тайны
И дым голубых облаков.
Я знаю, высокие волны
Сомкнуться опять надо мной,
И снова, безмолвием полный,
Наступит подводный покой.
5. «Сухие, колючие травы…»
Сухие, колючие травы
Зарылись в горючий песок.
Качает их ветер шершавый
И сушит густеющий сок.
И, жаждой смертельною полны,
Засохшие стебли глядят
На дальние, нежные волны,
На тающий в море закат.
От жизни душа оскудела,
Все гуще тяжелая кровь,
И молча холодное тело
Глядит на земную любовь.
6. «Все ярче закатное знамя…»
Все ярче закатное знамя,
И яростнее небеса,
И в море, как рыжее пламя,
Рыбачьи горят паруса.
Но солнце уснет в океане,
Пылающий день догорит,
Зажжется на черном кургане
Усеянный звездами щит.
По морю людского молчанья,
Как тени слепых парусов,
Полны неземного страданья,
Проносятся призраки слов.
1937
[1]. «В лесу пронзительней и чище осень…»
В лесу пронзительней и чище осень,
Отчетливей и выше тишина.
Вдоль просеки, на корни рыжих сосен
Холодная ложится седина.
Чуть тронешь нежные кристаллы,
Как их уж нет, и влажный ловит взор
Несмятых мхов зеленые кораллы
И рыжих листьев спутанный узор.
На острие иглы, как жидкий пламень,
Плененная сияет высота:
Живой росы темно-зеленый камень
Над чашечкой засохшего листа.
Лесной ручей чуть тронут льдом и снегом.
Он жив еще, но он уже молчит.
Его волна уже не бьет с разбега
В береговой покатый малахит.
Осенний лес. В тени не тает иней.
Вдоль по земле крадется белый сон.
Вот, как перо на коврик темно-синий,
Упало облачко на небосклон.
Укрывшись от зимы под лед хрустальный,
Как теплый ключ, струится жизнь моя.
Полна прозрачности первоначальной
Ее незамутневшая струя.
Сильнее времени дыханье духа.
Под инеем, в кораллах нежных мхов,
Неуловимо для земного слуха
Проснулась музыка стихов.
[3]. «Туман прижат к земле ночным морозом…»
Туман прижат к земле ночным морозом.
С утра стал каменным холодный мир.
Еще вчера он был покорен грозам,
Сегодня он — спокойствие и мир.
Но только солнце выйдет из-за леса
И в белый мох вонзится желтый луч,
Как иней облаком взлетит белесым
На кладбище родное нежных туч.
Потухнет свет, зимою станет осень,
Сольются с голым полем небеса,
И лишь останется на иглах сосен
Его окаменевшая роса.
Чешуйчатое море палых листьев
И островки еще зеленых трав,
Их озаряет дымно-бархатистый
Воды и воздуха чудесный сплав.
Когда окончится мое существованье
И я уйду под сень вечерних снов,
Ты сохрани, снежок, воспоминанья,
Минутные кристаллы этих слов.
[4]. «Тяжелый ветер по небу гуляет…»
Тяжелый ветер по небу гуляет,
И лес стоит, как тень большого сна.
Меж голыми стволами засыплет
И все заснуть не может тишина.
Слетка колышутся раскинутые ветки,
И гаснет луч и вновь во мгле горит
И мертвых листьев радужные сетки
С бессмысленным упрямством шевелит.
Им больше не гореть зелеными огнями
В колеблющемся облаке ветвей,
Они лежат шуршащими тенями
Меж черными сплетеньями корней.
Душа листа уже рассталась с телом.
Она глядит оттуда, с дымной высоты,
Как застилает снег смертельно-белый
Родного леса мертвые черты.
1938
Из цикла «КОЛОДЕЦ В СТЕПИ»
[3]. «Рассвета нет — над близорукой далью…»
Рассвета нет — над близорукой далью
Бессмертный снег струится и шуршит,
И мир, покрытый бархатной печалью,
Без просыпу, как зверь в берлоге, спит.
Жизнь отошла. Когда она вернется?
Вдали, в снегах, до дна обледенев,
Как труп, оскалил мертвый сруб колодца
Свой сине-черный и беззвучный зев.
Под белым бархатом успокоенья
Душе привольно и спокойно спать.
Что может быть нежней оцепененья,
Что может быть прекраснее — не знать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу