Александр Лапшов - Смутная любовь

Россия, сколько, сколько можно
Вершить кровавые пути?
Неужто это непреложно,
И лучшей доли не найти?
Все мазаны единым миром;
И жертвы, и их палачи.
И не найти продажным лирам
От счастья общего ключи.
Как говорил поэт, не свято
У нас, ни церковь, ни кабак…
Вопрос проклятый, как когда-то,
Встаёт: что делать нам, и как?
На сей вопрос сверхархисложный
Ответа ищет наш народ.
Но он коленопреклонённый,
А разум в рабстве не живёт.
Но мы найдём его, познаю
Свободы истинной цену,
И будем жить, не забывая
Ни Карабах, ни Фергану…..

Когда ипохондрия в сердце живёт,
И кажется жизнь несладкой:
Ты вспомни Прудона великий завет;
Анархия — мать порядка!
Ты с этим призывом по жизни пройди
Весь путь, как бы ни было тяжко,
И верь, что у мира всего впереди
Анархия, мать порядка.

Я не знаю, в какие ещё города
Поведёт меня властно судьбина;
Над дорогой моей запоют провода,
Мать обнимет любимого сына.
И скажу я старушке: «Не плачь обо мне.
Пусть тоска твоё сердце не гложет.
В той туманной, далёкой, чужой стороне
Обрету свой удел я, быть может.
Я в разлуках всегда вспоминаю тебя,
И по дому родному скучаю,
И всех женщин, всем сердцем своим возлюбя,
На тебя ни одну не сменяю.
Только знаешь, родная, не в силах унять
Я тоски по любви отдалённой;
И поэтому вновь буду я уезжать,
Что б вновь встретиться с неразделённой.
Я ищу, за ошибки терзая себя,
А найду ли её я, не знаю?.
Но, всех женщин, всем сердцем своим возлюбя,
На тебя никогда не сменяю».

Я стою на заросшем просёлке,
В тёмном небе сияет луна,
Деревенька видна на пригорке,
Золотыми огнями полна.
Я напьюся воды из колодца
И в дурмане цветов утону;
Моё сердце спокойней забьётся,
Отчего? я и сам не пойму.
Под ракитой кузнечик стрекочет,
В уши песни поют комары…
Что мне летняя ночь напророчит
До багряной рассвета поры?
В городской кутерьме-сутолоке,
Где от смога сереют дома,
Вспомню я, как стоял на просёлке,
В тёмном небе сияла луна

Усвоил я себе один закон:
Что всё пройдёт, душа остепенится….
Когда поставит жизнь последний кон,
Мне ночью первая любовь приснится.
И ей скажу на склоне дней моих,
Тревожащей своим воспоминаньем,
Что, сердцем искренне любя других,
Я полон был её очарованьем.
Наш мир лишь парадоксами живёт,
И в этом мире я не исключенье;
Когда в любви сомнение берёт,
То вспоминаю прежние томленья.
И опыт их, суммировав в уме,
И приведя к началу интегралом,
Мой разум в результате скажет мне,
Что я дурак, каких на свете мало;
Что в нашу бытность нет уже любви,
Которая б до веку продолжалась;
Иди своей дорогой и живи
С той женщиной, что на глаза попалась.
Подумал я, что прав, конечно, он;
Но не могу на это согласиться…
Когда поставит жизнь последний кон,
Мне ночью первая любовь приснится.

В серых буднях науки, в суете быстротечной,
Я увидел сквозь темень грядущих времен:
В бесконечной Вселенной человек, с бесконечной
Массой тела и с вечным своим бытиём.
Скептик спросит: «А что же он может,
Индивид, превращенный в частицу-фотон?»
Я отвечу: «Он к звёздам проложит
Путь землянам, на атом он ступит ногой.

Вновь российская тройка в пути затерялась,
Словно память вознице отшибли года;
Снова к барину в бричке фортуна примчалась;
Идол золота властно манит, как всегда.
Селифанушка, милый, зачем ты направил
Бег рысистый своих огнегривых коней
В те края, где всегда Молох опыты ставил;
Со времён Моисея, до нынешних дней.
Только помнят каурые и вороные,
Как впрягались в тачанки когда-то они,
Как бока остужали им ветры степные
В, освящённые верой возмездия дни.
Но устал жать Петрушка гашетку «максима»
И уснул, погоняя коней, Селифан;
А в возок к ним подсели: Мамона, незрима,
И, воочию видимый, красный тиран.
Но последний слетел на крутом повороте,
Когда тройка рванула в базарный простор.
Фарисей с саддукеем сегодня в почёте,
Да сулит барыши лихоимец и вор.
И никто уж не верит мамоновым слугам,
Их развеется миф, как болотный туман;
И воздастся народом им всем по заслугам…
Птица-тройка несётся. Не спи, Селифан!