Гийом Аполлинер - Т.1. Избранная лирика. Груди Тиресия. Гниющий чародей

Лежа в склепе, чародей размышлял о рыбах и крылатых существах. На прогалине под солнцем разлагались останки первых мертвецов, тех, что были крылатыми. На теплом могильном камне, покрытом дарами, тосковала озерная дева. Уже давным-давно не слыхала она голос Мерлина. И, оставшись в одиночестве, с грустью вспоминала те времена, когда она, неутомимая плясунья, чаровала чародея, те времена, когда она обманывала свою любовь. Озерная дева мечтала о своем подводном дворце, наполненном легким мерцанием драгоценных гемм.

В лесу появились шестеро. Это были те, что не ведают смерти.

Если бы мое тело умерло, я бы и весь умер. Я никогда не умирал, хотя и вернусь умереть, и мне удивительно, что ты познал смерть до смерти.

Ты явился на свет раньше меня, допотопный чародей, намного раньше меня. С тех пор все изменилось. Почему же ты не хочешь знать о том, что прошло, — потому ли, что жил всегда?

Эпилептик, не заставляй меня ни в чем сознаваться. Не задавай вопросов. Спаситель нам обещан во времени. Ведь мы все уверены, что он вернется, не так ли?

Почему ты спрашиваешь? Ты же меня хорошо знаешь. Да и кто, патриарх, у нас не спаситель? А может, ты и сам будешь истинным спасителем, когда вернешься умирать? Что до меня, то я был крещен.

Увы, я не могу сказать того же. В мое время воде не придавали особого значения.

Не выводи меня из себя, блаженный и лукавый старик! Оставь меня в покое…

…До тех пор, пока твои рассыпавшиеся кости не восстанут вновь!

Эй, ясновидец, что ты обо мне думаешь?

Гермафродит {170} ! Несправедливо, что ты бессмертен.

Виршеплет! Не волнуйся, я умру, как все гермафродиты. Тебя же не воскресят и пятнадцать знамений Страшного суда {171} .

Ты плохой прорицатель.

Человек! Клянусь, ты слишком уповаешь на гниение.

Ошибаешься! Я предпочел бы, чтоб меня сожгли, и было бы совсем хорошо, если бы сожгли и тебя.

Я не труп, а прославленный пророк.

Ты всего лишь гермафродит.

Замогильный философ, почему ты мертв и почему все знают, что ты мертв?

Я мертв от любви.

Ты все знаешь.

Ответишь ли ты мне лучше гимнософистов {174} ?

О девственный философ, ты можешь воздерживаться от бобов, провозглашать переселение душ, ходить в белых одеждах, но здесь, на Западе, не сомневайся в смерти. Ты знаешь, что на острове Родосе, в городе Линде, сохраняют и боготворят твою могилу. Ты еще не напутешествовался.

А я — хорошо ли я попутешествовал, покинув Иерусалим?

О богатый путешественник, я не обрезан и крещен, а все же и я был в Иерусалиме, правда, иным, не крестным путем я туда пришел, и я был в Риме, правда, иными дорогами, не теми, что туда ведут. Ты много знаешь, но не можешь научить, ты много видишь, но не можешь запечатлеть…

Прощай!

Поторопись! Я знаю все, что мне подобно.

Ты понимаешь толк в крыльях?

Недавно первыми в лесу умерли крылатые существа.

Из-за своих крыльев?

Возможно.

Как ты собираешься умереть, если ни на что не можешь ответить определенно? Я тебе сделаю хороший подарок, но сначала ответь по правде, потому что ты все знаешь.

Только то, что мне подобно. Ты хочешь подарить мне хлеб?

Хлеб? Какой же хлеб ты хочешь? Мацу?

Настоящий хлеб, из теста! Можешь мне его дать?

Попроси лучше чуда.

Твои чудеса бесполезны.

А крылья?

Лучше расскажи о самоубийстве, ведь ты живой лежишь в могиле.

Созревший плод падает, а не ждет, когда его сорвет садовник. То же и человек, плод, что зреет на древе света. Вас, еще не познавших смерть, шестеро в лесу, — как пять пальцев, сжимающих один кинжал: что же вы не сжимаетесь, не складываетесь? О пальцы, которые могли бы разрывать, о кулак, который мог бы закалывать кинжалом, о рука, которая могла бы бить, указывать, копаться в гнили! Допотопный! Гермафродит! Вечный жид! Неистовый! Колдун! Девственник! Вы же не мертвецы, вас шестеро, как пять пальцев, сжимающих один кинжал: что же вы не действуете, как рука, колющая кинжалом? Увы! Уже давным-давно вы перестали быть бессмертными!