Гийом Аполлинер - Т.1. Избранная лирика. Груди Тиресия. Гниющий чародей

Едва Бегемот закончил свою речь, как животные набросились на гермафродитов, и, поскольку то, что сказал диктатор, всем показалось разумным, те, не сопротивляясь, позволили себя уничтожить. Таким образом плотоядные млекопитающие получили свой первый завтрак. Чудище Шапалю тоже был не прочь утолить зверский голод, который был единственным его достоинством. Тем не менее, разместившись перед Бегемотом, он произнес:

«Возможно, некоторые бесполые животные и обладают коллективным разумом, понуждающим их работать на других, как на самих себя; я же батрачить не буду. Да, я не могу произвести потомство, зато у меня превосходный аппетит, он меня сводит с другими существами, а большего мне и не надо. К тому же я скверный работник, и если вы на меня надеетесь, то рискуете околеть с голоду. Правда, подобный исход и есть цель вашего эксперимента. Но, в сущности, все это мне безразлично, поэтому я предпочитаю остаться свободным. Прощайте».

И, мяуча, ушел.

Тогда заговорили сказочные змеи:

«Мы, пожалуй, тоже уползем, поскольку наша цель совершенно иная. Мы надеемся на человеческий поцелуй. Нам так хотелось получить его у этого рыцаря, который только что здесь насвистывал, но, увы, он ушел, даже не взглянув на наши прекрасные губы. Нам нет никакого резона оставаться с вами, ведь, получив человеческий поцелуй, мы рассчитываем стать совсем другими. Прощайте».

Сказочные змеи, вы считаете себя чужаками среди нас, но вы обманываетесь в происхождении человека да и в своем собственном. Другие куда ближе к преображению, чем вы. Да и сам человек, на что он-то надеется? Только на нечто туманное, и все же он ближе к преображению, чем вы.

Но сказочные змеи не вняли словам Бегемота и, прихватив змеенышей, уползли в свои доступные жилища, облизывая губы, чтобы они казались еще краснее.

Тогда заговорили сфинксы:

«Наша цель тоже другая. Мы загадываем загадки, чтобы иметь право умереть по собственной воле. Прощайте».

Пусть уходит это стадо, которое всегда пребывает на пороге смерти. Если бы они остались, наша игра никогда бы не кончилась. Пусть они будут победителями, ведь мы всего лишь животные. Ступайте, прелестные сфинксы, идите в Оркенизу или в Камалот {157} , быть может, вы встретите там проницательных ученых, которые ничем не пренебрегут, ни постом, ни бессонными ночами, чтобы вы смогли умереть по собственной воле и даже торжественно.

Нам не нужны твои советы, Бегемот! Здесь, вокруг могилы, разбросаны останки сфинксов. Мы могли бы умереть и оставшись с вами, но вовсе не благодаря вам. Ради вашего же благополучия мы отправляемся на поиски своей добровольной смерти. Прощайте.

Прелестное стадо сфинксов удалилось и догнало Пана, своего пастуха.

Мы тоже уходим. И у нас цель иная, хотя мы также хотим умереть без принуждения, но не так, как умирают сфинксы. Мы это делаем, когда захочется. Нам не нужно специально лишать себя жизни, мы умираем при любом удобном случае, понравится — и все. Прощайте.

Вы несправедливы, скорпионы. Уходите, вы не достойны жить даже ради того, чтобы узнать на опыте, что такое невольная смерть.

Скорпионы удалились; у могилы чародея остались только те животные, которые были расположены к экспериментам. Бесполые по привычке принялись за поиски ежедневной пищи. Остальные по сигналу Бегемота перемешались и стали совокупляться в соответствии со своими вкусами и видами.

Однако мертвый чародей все слышал; он ненавидел племена, стада и вообще любую толпу, поэтому пришел в неописуемый гнев и принялся кричать — это был самый неслыханный голос в лесу, цветущем и солнечном.

Безумные животные, неужели вы и вправду так далеки от вашего грядущего преображения, что этот неповоротливый Бегемот, этот зверь зверей без роду без племени, смог вас убедить? Вы что, слепые? Он же бессилен, этот диктатор. Верьте мне, я люблю вас и знаю каждого из вас по имени. Разделитесь и не плодитесь, пока вы не пожрали друг друга от голода.

Животные не услышали голос чародея и продолжали свои кладбищенские совокупления под бесплодной диктатурой Бегемота.

С того мгновения, как рыцарь Тиоле засвистел, чародей начал постигать, что внутри его трупа вершится большая и серьезная работа. Все скрытые, все паразитирующие существа, которые томились от тоски в течение жизни человека, оживились, заспешили навстречу одно другому и принялись оплодотворять друг друга, ибо наступил час гниения. Чародей предал проклятию все эти орды, но он осознавал, что труд, цель которого — до белизны обнажить человеческие кости, полезен и необходим. Он даже обрадовался, когда представил себе, что его труп еще какое-то время будет полон жизни.