Елена Егорова - Угрешская лира. Выпуск 2

Вот Пушкина явился дух печальный:
– Где б пунша нам, мой друг, добыть, иль чаю?
– В гостинце подобного разряда
«Гостинцами» вас угостят, что надо:
Табличкою «Нет мест!», презреньем давки
И обезличкою, коль нет на вас заявки.
При случае, коль повезёт вам всё же,
Всё лучшее – в «двухместном» ждёт вас ложе.
Будь классиком, но, не имея справки,
Без «красненькой» [6]здесь не добыть и лавки!
– О Пушкине молва летит по свету.
Неужто мне откажут, мне – поэту!

К дежурной сам явился дух великий:
– Bonjour Madame, Вас отвлеку от книги.
Желательно одно местечко в «люксе».
– Жевательной резинки дам Вам лучше.
А номера в помине нет такого.
Феномена под Рождество Христово

Вселили мы, опять же – не без «брони»…
Всесильными бывают боги…
– Кроме…
Найдётся ли местечко здесь поэту?
– Неймётся Вам… Заполните анкету.
– Но это же… Я гость, но не железный!
– На этаже на третьем Ваш «трёхместный».
– О Боже мой! – воскликнул гений Пушкин, —
Хоть к брошенной найти бы путь избушке
И в полночи зажечь очаг доверья.
Кто в помощи нуждается, всем дверь я
Безропотно и радостно открою…
И топот ног утих вдруг за стеною,
И в мареве морозной тихой ночи
Стал маленьким, спрессованным до точки
Мой скованный рождественский недуг.
Рискованно спросить:
– А был ли дух?..

А был ли дух? А был ли сам поэт,
Который вслух сказал, войдя: «Привет!»?
На шаткий стол он чашечку поставил,
Когда читал: «Мой дядя самых честных правил…»

Я подходил к окну и к плотной шторе —
Её он отодвинул в разговоре.
Я трогал скатерть, где лежал цилиндр,
Перчатки рядом с ним из мягкой лайки…
Наш разговор тогда не оценил
И думал, как и все, что это байки,

Что это было чудо Рождества,
Явившееся в северном приюте.
Но с той поры все мысли и слова
Невольно возвращались к той минуте.

Как он возник из сумерек дневных,
Как предо мною за приход винился,
Как, озирая номер на троих,
Он изумлялся, а точнее – злился:
– Сюда б и дворника послать я не посмел,
Не говоря об остальной прислуге…
– Ах, Александр Сергеич, я сумел
Отвоевать сей кров не без натуги.
– Так – так, мой друг, а что сосед? Храпит?
– Да как ещё, ворочаясь, как глыба…
А то напьётся и мертвецки спит.
Хоть не бранится на весь мир, спасибо.
– Из кучеров, видать, – вздохнул поэт
И покосился на вторую койку. —
Нельзя ли заказать, мой друг, в буфет,
Чтоб к чаю принесли хотя бы слойку.
Да тут и с чаем, видно, проблеманс! —
И Пушкин взмокший бок отёр графина. —
Родишь ли разве здесь какой романс?
Унылая вокруг, pardon, картина!..

Так что с тобою, русский человек?
Уйдя в гудки, машины, паровозы,
В какие дебри ты двадцатый век
Завёл, потомок, утирая слёзы?!
Не для того я звёзды воспевал,
Чтоб рвали в клочья Русь…
Я не приемлю,
Чтоб мир в утехах плотских ликовал,
Забыв, кто мы. Зачем пришли на Землю?

И почему лишь жертвенность дана
Российскому народу! А Европа,
Тщеславием и сытостью полна,
Уста не раздирает от сиропа!
Да и Америка поверх глядит на Русь,
Хотя душой и славой мы богаче.
Вот, милый друг, о чём в душе пекусь,
И мыслю только так, а не иначе…
А чашечку всё ж выпью кофе ґю.
Сейчас, гляди, явлю я фокус – покус,
Немало сделал их за жизнь мою,
Но в оных было мало, друг мой, проку – с…

Не знаю, из каких субстанций он
Явил напитка маленькую чашку,
Горячий кофе гостя взял в полон —
Аж расстегнул он шубу нараспашку!
Но этот – тоньше лепестка! – фарфор
И чашечка с летящим ангелочком,
И блюдечко с изящным завиточком
Проходят перед взором до сих пор.

И через столько лет, среди дождей и снега,
Томит вопрос и летом, и зимой:
Действительно ли в поисках ночлега
Дух Пушкина являлся предо мной?

Великий Пушкин… Яркий пламень
Самой поэзии святой…
Стихи – краеугольный камень
Руси словесности живой.
Высоты духа вековые,
Глубины чувства в них. Поэт
Неисчерпаем, как Россия,
Явившая его на свет.