Маргарита Агашина - Бабья доля (сборник)

Усталая мама не скажет ни слова,
сухие глаза вытирает платком
и знает, что надо, и знает, что снова
скажу ей: – Меня посылает райком.

Я детям своим передам как наследство
счастливое, мирное небо мое.
Пусть будет у сына хорошее детство!
Но если когда-нибудь крикнут: «В ружьё!» —

я выведу к поезду сына-солдата.
И если заплачу – при всех, не тайком, —
он сдержит меня и спокойно и свято
ответит: – Меня посылает райком.

Снова снег за моим окном.
Помоги же мне, первый снег,
научиться забыть о нём
и не видеть его во сне!

Но и мне, и другим, смеясь,
Снег ласкает воротники.
И растает он через час
От тепла чьей-нибудь руки.

Ну, не тай! Ну, побудь со мной.
Спой мне вьюгами – о весне!
Очень холодно мне одной.
Помоги же мне, первый снег.

Зима спокойна, а потом
завьюжит к февралю.
…А ты опять забыл о том,
что я тебя люблю.

А где-нибудь за синью рек,
в далёкой стороне
хороший, сильный человек
мечтает обо мне.

Но я, по жребию судьбы,
опять ночей не сплю
из-за того, кто позабыл,
что я его люблю.

Выйду к речке, тонкой веткой хрустну,
оборву тенёт тугую нить.
Осенью всегда бывает грустно,
даже если не о чем грустить.

Подойду к красавице рябине,
руку ей на шею положу,
по какой, единственной, причине
я грущу сегодня, расскажу…

Мой упрямый, я тебя прошу:
ты прости мне эти разговоры.
Я всегда молчу про наши ссоры —
сору из избы не выношу.

А сейчас никто ведь не узнает.
Зиму всю рябина смотрит сны,
и она, красавица лесная,
мой рассказ забудет до весны.

Только пусть его подхватит ветер,
или даже сразу все ветра:
много ведь людей на белом свете
ссорятся, как мы с тобой вчера.

Пусть же ветры возле них повьются,
им расскажут наш вчерашний спор.
А они – над нами посмеются
и всю жизнь не ссорятся с тех пор!

Захлопнуть окно —
и не ждать, и не звать,
и всё – всё равно,
и на всё наплевать!

Но только упрямо
стучится в виски:
за тонкие рамы
не спрячешь тоски,

за чистые стёкла
не спрячешь беды.
Ударились в окна
соцветья воды.

Я с детства умела
уйти босиком
отчаянно смело
под ливень и гром,

чтоб в небе темно,
и земли не видать,
и всё – всё равно,
и на всё наплевать!

И всё – всё равно,
если знаешь одно:
что только навстречу
идти решено

и ливням, и граду!
И, словно в награду,
засветится счастье
подковами радуг.

И встанешь опять
на большие пути —
не ждать и не звать,
а идти и идти!

Назло километрам
шагнуть за порог
к разливам и ветрам
широких дорог!

В сентябре на тропки густо
листья пёстрые легли.
Сентябри в народе грустно
бабьим летом нарекли.

Только что это такое —
лишь машины замолчат,
до рассвета над рекою
не смолкает смех девчат!

Видно, весело живут:
платья гладят, кудри вьют,
по уплясанной поляне
туфли-лодочки плывут.

А уж песню запоют —
ива склонится к ручью,
дрогнет старая берёза,
вспомнит молодость свою.

Выйдет на небо луна,
но не знает и она,
то ли это бабье лето,
то ли девичья весна!

У скрипучего причала
к речке клонится ветла…
Словно век не уезжала
я из этого села!

Только вот дождусь парома,
а потом – перевезут,
и останется до дома
только несколько минут.

Я пойду, шаги считая,
а навстречу мне – кусты
и поляна, золотая
от куриной слепоты.

Косит сено «Новый Север» —
чуть не к небу ставят стог.
Кормовой лиловый клевер
брызнул мёдом из-под ног.

А за клевером – канава,
и над нею, в полутьме,
тётка Марья из райздрава
вяжет веники к зиме.

Улыбнулась, как бывало,
вся седая, как была…
Словно век не уезжала
я из этого села!