Маргарита Агашина - Бабья доля (сборник)

Но тут Наташа поднялась:
– Ведь мы уже не третий класс,
пора сказать мальчишкам:
они на празднике у нас
застенчивые слишком.

Давайте так голосовать:
чтоб всем мальчишкам
танцевать
на нашем карнавале!
Все «за» голосовали.

Летели дни, летели дни.
Декабрь – на что уж долог,
но он прошёл,
и вот – огни
зажглись на ветках елок.

И все пришли на карнавал,
и всяк друг друга узнавал:

– Посмотрите, это кто
в старом Мишкином пальто
и в медвежьей маске
закружился в пляске?
Он не Букин Мишка —
он косолапый мишка!

– Что случилось, что случилось?
Что с Маринкой получилось?
Была, была Маринкой
и сделалась снежинкой!

А 5-й «А» был так хитер —
он все решал без споров.
В нём каждый мальчик —
мушкетёр.
Смотрите, входят в коридор
пятнадцать мушкетёров!

Они идут, чеканят шаг.
И зал наполнен звоном шпаг
и песней о сраженьях.
У них и шпоры, и усы!
Девчонки от такой красы
застыли без движенья.

А Пете не нужны усы.
А Пете что —
надел трусы,
взял штангу из картона
и ленту чемпиона:

он самый толстый ученик
из всех четвертых классов.
Вошёл – и все узнали вмиг,
что это – Юрий Власов.

Приятно видеть силача!
Но тут, сапожками стуча,
вошла другая маска:
из-под фуражки на виски
выглядывают колоски,
в руках баранок связка.

И всё.
И больше ничего!
Но на рубашке у него,
на самом видном месте,
большая цифра – «двести».

И все кричат: – Соображай,
он – сталинградский урожай!
Вот молодец, Сережка!
Дай бубличка немножко!

Сережа пел и танцевал
и всем баранки раздавал,
и все смеялись, ели,
присев у самой ели.

И пели песни – все подряд!
Такой весёлый маскарад
придумали ребята.
А коль у вас
и в этот раз
скучал на ёлке целый класс, —
так виноват любой из вас,
а я не виновата!

Какие у тебя мечты?
И кем придёшь на праздник ты:
ромашкой в белых лепестках,
Снегурочкой, метелью?
Но только знай:
в твоих руках
живёт твое веселье.

Лето начинается в Корее.
Солнце поднимается всё выше.
И уже уходит торопливо
нежная восточная весна.

Тёплыми июньскими ночами
майский жук ещё стучится в окна,
и, из сил последних выбиваясь,
белые акации цветут.

Белые медовые деревья —
словно снега первого охапки,
словно пену горного потока
ветры разбросали по ветвям.

Вечерами прячутся за лесом
белые тяжёлые туманы.
Тихо выплывает из-за сопки
медленное зеркало луны.

Белые одежды кореянок —
от луны они ещё белее!
Тихо замирает в отдаленье
ласковая песня «Ариран».

Смуглые корейские поэты
мне опять рассказывают нынче
древние легенды о драконах,
сказки о красавицах лесных.

Я давно уже не сплю ночами.
Но не сладким запахом акаций
и не влажной свежестью рассветов
сердце переполнено моё.

Я живу – смотрю, запоминаю
не глазами, не умом, а сердцем.
Будущая книга о Корее —
я живу и думаю о ней.

Думаю о ней, как о ребёнке:
пусть он не успел ещё родиться,
но уже колотится под сердцем,
с каждым днем дороже становясь.

И как имя будущему сыну,
книге я придумываю имя.
Имя – «Я люблю тебя, Корея».
Так я эту книгу назову.

Среди пыльных стеблей гаоляна
притаились, почти невидны,
глинобитные стены землянок,
сохранившихся после войны.

Ребятишки играют у входа,
над травой голосами звеня…
Сталинград сорок третьего года
из землянок взглянул на меня.

А вдоль новых проспектов Пхеньяна
электричество вечер зажёг.
И трепещет над башенным краном
от дождей полинялый флажок.

От тумана вечернего сыро,
отразились в асфальте огни.
Сталинградскую улицу Мира
мне напомнили нынче они.

Сырой туман ползёт неторопливо,
вливаясь в пароходные дымки.
На берегу Корейского залива
на вечный якорь стали моряки.

По-прежнему навеки море близко.
Волна, как слёзы, вечно солона.
На светло-сером камне обелиска
строка к строке —
героев имена: