Эдуард Лимонов - СССР – наш Древний Рим

Длинны их лица, носа складки,
Укладка губ, шиньён волос,
Всё с протестантом не в порядке —
Или он хром, или он кос…

Мир протестантов сух и пресен:
Картошка, сельдь, лиловый лук.
Нам только шнапс там интересен
Да Рубенс – автор жирных сук.

Вот на портрете, равнодушный,
В сутане, подбородков три,
Изображен нам Лютер скушный,
Их прародитель, – посмотри!

А впрочем, был там парень ловкий,
Маг, чародей, мошенник, чёрт,
Студенты, девки и чертовки
Сдавали Фаусту зачёт.

Вот на бочонке Аусбурга
Он вылетает, многобров
Друг девок, страстный чернокудро —
Рога, вихры… и без штанов…

Невиданные холода.
Автомобили с шлейфом пара,
Как прожитые мной года…
Как лермонтовская Тамара,
Его кавказская гряда.

Автомобили навсегда.
И самолёты без радара.
Изобретений жёсткий чих,
Пролёт строений жесткокрылых
Сменил наездников унылых
На лошадях своих простых.

Что если новый Тамерлан
К нам вздумает явиться в гости,
То танков рёберные кости
Сомнут татаров и славян…

Невиданные холода…
Давно забытые, скорее…
В те золотые времена,
Когда там древние евреи
К нам напрягали стремена?..

Я только рыцарь и поэт,
Я дервиш в ваточном халате,
Я маг, живущий на зарплате
У великана. Он эстет…

О Стоунхэндж моей души!
Сварились каменные слёзы!
Ты к предкам, парень, не спеши!
Стояли сильные морозы.

Была поверхность ледяной…
И воздух каменным глотался,
Так ты парнишкой и остался
Парящим над твоей страной.

Несчастная самоубийца
Не досмотрела жизни край
Забыв совет пифагорийца,
Число поглубже выбирай.

Ты умерла на сорок пятом,
Сорок четыре завалив,
Теперь на гранулы разъята
И трупом цельным не приплыв,

Ты грезишь в утреннем тумане
Под брюхом у проточных вод,
Ты приземлишься в океане,
Туда, где Сена отнесёт.

Поразмышляв, я подивился,
Что родилась ты на Сенной
(Париж на Сене приютился,
Где ты жила потом со мной…)

Так лейтмотивом стало сено,
Сухое месиво из трав,
И жизни грустная измена
Тебя на части разломав.

Куда же поструились ножки?
А пепел черепа, куда?
Ты помнишь, что ребёнка кошки
Мы приютили в те года…

Я утопил тогда беднягу,
И вот сквозь два десятка лет
Тебя развеял под корягу
Твоих товарищей квартет.

Тебя его постигла участь,
Котёнка звали Казимир —
Теперь усов его колючесть,
Ласкает череп твой из дыр…

Панки должны на скинов с ножами,
А те отбиваться бейсбольными битами,
А между увечными, между убитыми
Пусть бродят ангелы с волосами…

Должны бы германцы сражаться
с узбеками,
Кровь должна течь там неслабыми
реками,
Бледных японцев должны бы чечены
Ставить затылком под скалы и стены.

Вся эта грозная междуусобица
Как бы морозная плазма, сукровица…
Должна быть прелюдией
к спуску Валькирии.
Знаете Вагнера Рихарда? Рихарда!
Или войною гражданскою в Сирии
Пахнуть должна эта чихарда…

Панки должны, сжимая ножи,
Юркие, пламенные, как миражи,
Вдруг появляться между солдатами
Глыбами каменными и ноздреватыми…

Вообщем должна совершаться история
От Джона Леннона до Пифагория…

Ко мне явилась девка из Манчестера,
Из этой Great из рыжей Британи
(Могла бы быть молочней и упитанней!),
Багаж за ней тащили негров шестеро…

В морозной плазме воздуха московского
Меня приняв за Вову Маяковского,
Она снимает белые чулки,
А негры удаляются легки.

Скажи, скажи мне девка из Манчестера,
Лиса твоя с пальто на кресло брошена,
Ты отчего в метель не запорошена,
И кто такие этих негров шестеро?

Не дьяволу ли служишь, рот помадою,
Признайся, кем ты послана, не адом ли?
«Нет, – девка говорит. – Трусы лови!
Служу я исключительно любви…»

Напитка остались лишь капли…
Года за спиной, словно цапли,
Стоят, силуэт к силуэту,
И семьдесят будет поэту…