Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

Я – автобус.
Войди в него.
Окна мои темно-сини,
В них бушует гроза,
В них бушует такая гроза,
Что в простуженном воздухе
Явственно пахнет озоном.
Но выходишь,
И я в твоих круглых глазах
Вижу недоумение,
Горечь:
Обычное серое небо.

Ты вернулся в автобус
Затем,
Чтоб меня упрекнуть.
Но во все мои окна
Я желтый восход застеклила.
Желтый, словно пустыня.
Горячий, пустой, как пустыня.
Это
Кожей почувствуй,
Ему подымаясь навстречу.
Но выходишь.
И гнев тебе комкает губы:
Всюду серое небо.
Обычное серое небо.

Нет, меня ты не бьешь.
Но пощечину я ощущаю,
На плечах, на спине
Кулаков расходившихся тяжесть…
Я сгибаюсь,
Пытаясь себя защитить.
Так меня бы твой предок,
Твой честный, обиженный предок
Избивал бы
Пятнадцать столетий назад.

Нет, меня ты не бьешь.
Ты ни в чем меня
Не упрекаешь.
Но спешишь отвернуться,
Как будто плохой человек
Слишком близко стоит.
…Но в широких, изменчивых окнах
Всех цветов сумасшествие,
Счастье нежданных контрастов,
Будто мир на дворе
Необычно тревожен и сложен.
Мир,
Который понравиться может не всем.

Смотришь.
Медленно так расправляются плечи.
Плечи не понимают
Пока:
Это – сила
Иль это – бессилье,
Многоцветные окна мои?

Расправляются плечи,
Чтобы тяжесть нести,
Или с чем-то бороться,
Или окна разбить,
Или
Это обычное серое небо?!

Это все не игра.
Это жизнь.
В этой жизни мы двое.
Неделимы.

Я сегодня рисую город.
Я рисую осенний город…
А получается только контур
Контур моего человека…
Я хочу зачеркнуть рисунок —
Он все тот же:
Осенний город.
Он исчеркан
Ветвями черными.
А весною мне было легче,
А весною я рисовала
Одно плечо,
На которое я могла опереться.
Летом город полон движеньем.
Трудно нарисовать движенье.
Рисовала я отпечаток,
Рисовала я след ладони
На скамейке, где сидел заочник.
Осень.
Больше я не рисую —
Я иду сквозь осенний город,
Я иду сквозь любимый контур,
Сквозь него троллейбусами еду.
Целый день
Я все иду и еду:
Я ищу в исчерченном ветвями
Контуре
Живого человека,
Лишь одно весеннее плечо,
На которое смогу я опереться…

Научи меня, дикарка,
Научи меня, дикарка,
Самая дикая на земле!
Научи меня, дикарка,
Научи меня, дикарка, —
Я люблю.

Я надела ожерелья,
Я пятнадцать ожерелий надеваю —
Я люблю.
Я продела в уши серьги,
Я продела в уши серьги,
Сто серег в левое,
Сто серег в правое, —
Я люблю.

Сделала татуировку,
Синюю татуировку
Во весь лоб.
Я хочу быть самой яркой,
Я хочу быть самой странной —
Я люблю.

Научи меня, дикарка,
Научи меня, дикарка,
Самая дикая на земле!
Научи меня, дикарка,
Научи меня, дикарка, —
Я люблю.

Есть сказочные уголки,
В лесной одетые убор.
Там, в глубине моей Арки,
Есть озеро средь синих гор.

И так светла его вода,
Что камешки видны на дне,
А берега его всегда
В туманной легкой пелене.

И нежных водорослей сеть —
Узором в глубине волны…
Стоять бы здесь и все смотреть
На озеро со стороны.

Безмолвьем дышат берега,
Здесь нет огней и нет людей,
Сквозь заросли лишь тростника
Белеют шеи лебедей.

Свободы баловни, они
Белее, чем вершины гор;
Всегда вдвоем, всегда одни, —
Не отвести от них мне взор.

С утра до самой темноты
Здесь не смолкает птичий гам…
Они величье красоты
Дают безмолвным берегам.

И, если я в степи бывал
Без провожатых, без друзей,
Я шел всегда к безмолвью скал,
К призывным песням лебедей.

На мягком лежа берегу,
Я утопал в траве по грудь;
Здесь не бывать я не могу —
Прохлады светлой не вдохнуть,

Вдали от городов пожить
Немудрой жизнью степняка, —
Меня всегда могла манить
И зачаровывать Арка.

Раз я у озера бродил
И вслушивался в каждый звук…
И будто заново открыл
Его звучанья тайну вдруг.

Увидев в озере себя,
Ныряли птицы в глубь волны,
Рачишку в клюве теребя,
Являлись вдруг из глубины.