Вячеслав Лейкин - Действующие лица (сборник)

Конец августа и бесчисленных репетиций
ещё в июне обещанного действа,
называемого «Прощание с летом».
От судьбы не уйти – так известный праведник,
спасшись из города грешников,
погибшего в пламени лютом,
Всю свою благодать профукал в момент,
затеяв инцест с дочерьми,
и звали этого старого греховодника Лотом.
Вот и я таков – не в смысле инцеста, а раб судьбы —
вот и дергаюсь, что твой юнкер Шмидт с пистолетом,
Глядя с горечью, как осина, и клён, и лиственница,
уходя, приветствуют нас безмолвным салютом,
А ночами всё гуще тянет в окно гнилью и сыростью,
понимаем, что гибелью, а говорим – болотом.

Пять лет миновало с того сволочного дня,
Когда ты ушел в песок и тебя не стало.
Сквозь мерную дрожь вечереющего огня,
Сквозь сонную взвесь магнетического кристалла
Слежу за тобой, за условно живым, за тем,
Как ты говоришь беззвучно, куришь без дыма,
Как ты выбираешь из переплетенья тем
Не ту, воплощенье которой необходимо
Паскуде-издателю, как для пупка бандаж,
Костыль для ходьбы, извиненье для выраженья;
И вот уже резво скачущий карандаш
Кропит белизну, разгружая воображенье…
Но как бесновался, как выл я пять лет тому,
Метался меж сосен, себя невпопад жалея,
Как сердце топил, как немой идиот Му-му,
В клокочущей смеси портвейна, чернил, елея,
Как память крестил, как осеннюю тьму монах,
Как в сумерках шёл по Сенной за тобою следом,
И как, объявившись в моих суетливых снах,
Ты вёл себя так, словно что-то про что-то сведал.
Про что? – намекни, просвети, не оставь слепцом,
Надеждой плесни по уныло цедящим жилам.
Вот я – неглубокий старик с проходным лицом,
Мне верить в ничто, в пустоту уже не по силам.
Продлить отраженье? Небывшее освежить? —
Не дай угодить врасплох на скорбные дроги.
Как мама моя, атеистка, кричала: «Жить!» —
Полгода кричала: «Жить!» на смертном пороге.

Воспоминанье, круглое, как дата,
Восторжен и болтлив, что твой дебил,
Здесь, в пионерском лагере когда-то
Я Гольдину Викторию любил.

Тому назад лет сорок с лёгким гаком
Я сочинял сей образ впопыхах
Вот в этих соснах, выпачканных лаком,
Вот в этих недовытоптанных мхах.

Неотвратимый, жаркий, словно дьявол,
Я вис и вился, каменел и мчал,
В её зрачках то плавился, то плавал
И что-то неизбежное мычал.

Смугла, туманноока, бурноброва,
Всегда одна, навязчиво одна,
Она была не то чтобы сурова,
Но как-то вдохновенно холодна.

А всё же зрела, всё-таки внимала,
Ответный пламень вспыхивал и тух,
Но результата слишком было мало
В сравненье с тем, что изнуряло дух…

Теперь здесь осень. Радужные пятна,
И воздух, кисловатый, как вино.
И что казалось встарь невероятно,
За давностью времён исключено.

Исключено. А было бы забавно
Забытую Викторию найти
И рыхлой статью пожилого фавна
Свинтить её с торёного пути.

Сомнительные радости говенья
Вдруг мстительным восторгом освежить,
Небывшее восстановить мгновенье
И снова вдохновенье пережить.

А в результате вычеканить оду
Про то, как Бог судил, а чёрт ссудил.
Хоть говорят – в одну и ту же воду,
Но ты же ведь в неё и не входил.

И так закончить: бывшая отрада,
Прими привет от старого дружка —
От запевалы третьего отряда
И старосты юннатского кружка.

Просыпаюсь по частям,
Наблюдаю с интересом:
Вдруг какая не проснётся —
То-то будет красота.
Взрыло дряблою волной
То, что раньше было прессом,
Шея скрипнула шарниром
И душа сошла с креста,

На котором до утра,
До включения сознанья
Безмолитвенно моталась,
Будто вялилась во сне,
Угнетённого ума
Безмятежное созданье,
Орган самосозерцанья,
Потаённое пенсне.

Сон истаял, мрак погас,
Жизни рьяное роенье
Раскодировать ни смысла,
Ни возможности, увы,
Норовя перевести
Впечатленье в настроенье,
Омолаживаю звенья,
Охорашиваю швы.

Вместо музыки сумбур
Типа сельской нескладухи,
Перегляды, переплясы,
Хохоточек жестяной;
Затаились и шуршат
То ли мухи, то ли духи,
Крысоватый зверопудель
Распевает за стеной.