Юрий Уваров: Ковернинские сосны

Снова двадцать первое число.
Ночь сложила лилию щепоткой.
Примостил скрипучее весло
Коростель на песенную лодку.
Темень села у воды на камень,
На колени голову склоня…
Как живцы на жерлицах — кругами
Ходят разговоры у огня.
Отмеряют жестами пространство —
Чем длинней — крупнее чешуя.
В приступе рыбацкого шаманства
Кружками и песнями шумят.

Там на стрежень Стенька выплывает,
С ним два тракториста и селькор.
Каждый по княжне за борт бросает,
Весело,
Как рыбам на прикорм.
И…
Замолкли…
Громыхнуло глухо
Дальним громом в стороне зари.
В этот час
Под Киевом
Старухи
Крестят небо:
— Боже, сохрани…

Но будет час —
Порывом темноты,
Как прядь волос,
спокойствие отбросив,
Ночь упадет в горячие кусты
Лицом
к земле.
Болей росой, как оспой,
Дремучих просек перезревший бред
Косматым зверем в бурелом сознанья
Ворвется,
Оставляя дымный след
Пыльцы,
Росы
И лунного сиянья.
Еще выздоровлением грозя,
Вдали гроза растит коренья молний…
Ступи на лунный свет —
Укол игольный
Отрежет отступление назад.
Ступи на свет…
Неведомым соцветьем
Цветов и звезд,
Упавших на пути,
Распустятся бутоны паутин,
И в целом мире
Не отыщешь ветер.
Но кто узнает —
От каких ночей
На лапах елей
Провисает влага?
От жаркого дыханья волчьих ягод
В овраге задыхается ручей.

Не испугай,
Едва дыша,
Твои движенья повторяю,
Когда, как дым, твоя душа
Над нами у костра витает.
Когда так тихо и серьезно
Висит роса на волоске…
Перед рассветом
Так позвездно
Ночь отражается в реке.
Ты ж повторяешься во мне,
Я голос твоего молчанья…

Лежит крылато за плечами
Тень человека на земле.

Смотри.
Покуда не проснулся ветер,
Такая высота над головой!..
Земля моя —
Равнина на рассвете,
Омытая росой и тишиной.
Рассветный час —
Неумолимо время.
Но памятью
В прошедших временах,
Соединяя судьбы поколений,
Мальчишка привстает на стременах.
Смелей, пацан!
Последняя тревога.
Труби!
Мы знаем цену тишине.
Горчайший путь —
Военная дорога,
Священный долг —
Солдатская шинель.
Где шли они
С боями
До Берлина
Дорогами сороковых годов,
Где души обожженных городов
Глазницами руин глядели в спины,
Где брачилось над ними воронье
В предчувствии трагических пирушек…

Зарницы,
Будто вспышки старых пушек,
Вновь высветят сознание твое.

Самолеты над бором сосновым
Пронеслись,
Распоров небеса
До сверкающей снежной основы…
В двух местах к полосе полоса.
Только тяжкое эхо форсажа
Вмяло в землю листву и полынь.
Но взлетел,
Как над пламенем сажа,
Старый ворон в небесную стынь.
Поднялся — так спокойно и просто,
Прокричал — так наотмашь и зло.
Одиночество или сиротство
Опалило воронье крыло.
Как он кружит,
Откуда он взялся?
Что в растрепанных перьях несет?
Черным креном по ветру вписался
Контур крика его в небосвод.
В предзакатный,
Предзимний,
Осенний,
Расползающийся на глазах,
Как устал от больших потрясений
Этот мир на крови и слезах!
Эта вросшая в землю деревня
На заволжской моей стороне
Потеряла
(Кто нынче поверит!)
Двести душ на прошедшей войне.
Вот и плюй старикам на приметы…
«Тулку» вместе с гвоздем —
Со стены,
И долой эту погань со света.
Больше, бабка, не будет войны.

Потели ведра у колодца,
Жара кудахтала в пыли.
Подсолнух украинским солнцем
Светил в двух метрах от земли.
Под ним быки арбу тянули
Или арба толкала их…

Вновь память,
Точно рой над ульем,
Гудит у летка дней моих.
Летит пыльца воспоминаний
На босоногого меня,
И тихо старенькая няня
Стоит у старого плетня,
Сияя платьем домотканым,
По кругу источая свет.

Все,
Что должно забыться, — канет,
Лишь это не сойдет на нет:
Лицо,
Склоненное над детством,
Земля,
Где первый раз шагнул,
Очаг,
Где тяги ровный гул
Возносит к звездам запах теста —
Все то,
Что мне с рожденья свято
И вечно мной руководит…
Клубится дым над отчей хатой,
Двадцатый век над ней гудит.

Лошадка мала и обрита,
Тропинка петляет во ржи,
Мелькают босые копыта,
Пульсируют в небе стрижи.
Отец в украинской рубашке
И мама, прямая в плечах.
А дальше —
Ромашки, ромашки…
Уже не видна каланча.
Уже надвигаются сосны.
Дорога на дне духоты.
Колеса,
Колеса,
Колеса
И пыльной породы цветы,
Рябины в осенних кюветах,
Февральских полей пустота…
Шлагбаум стандартных расцветок
На миг остановит,
А там —
У мамы седая прическа,
Лишь смутная тень от отца.
Гвоздем, загоняемым в доски,
Все реже, все глуше сердца
Родных, и друзей, и знакомых.
Все тише застольная речь.
И гулкую музыку дома
В дому все труднее сберечь.
Она как родная природа,
Как просеки вдоль проводов —
Все к сорок девятому году
От восьмидесятых годов.