Ринат Валиуллин - Варварство

Лысая ночь на небе,
в ней утонула пусть
вышедшая из чрева
оцепеневшая грусть.
Звёзды танцуют стриптиз,
ты где-то рядом с ними.
Им высота – нам низ.

Спи в одеянии простынном,
спи, я тебя найду
завтра, любовь моя
в телообразном дыму
движимого с утра,
пастой из тюбика «М»
в пасть городища, народа.
Завтра найду тебя,
выспи ещё немного.
Был бы я рядом – съел.
Вечность тебя не трогал.
Спи, затвори объектив.
Ночь – не расстояние,
только аперитив
завтрашнего свидания.

Возьми моё тело в обмен на твой мозг,
я там уже расставила мебель,
перееду надолго, всерьёз,
не думай, что это временно.

В холодный декабрь мне незачем врать.
Девушка разделась и всё —
частиц кровяных заметалась икра.
Кто больше хотел быть вдвоём?

Нет, третьих я не потерплю,
даже не смей колебаться,
не вклеивай мне в глаза зарю
и лживости радиацию.

Будем жить долго вместе,
мы разделись – и всё.
Ты за меня ответствен,
раз влюблён?

Разглядывал себя в зеркало, как утварь.
Я – кактус, с иголками вовнутрь.
Не находил ни места, ни покоя
под солнцем, что приветствовало стоя.

Хотелось выйти – озоном застрелиться,
закинув голову на неба белоснежный бицепс,
где зелёными глазами зыркала весна,
генетически распоясанная,

провокаторша маленьких душ,
больших желаний и чести крошечной,
разливала солнечный пунш
по извилинам, по окошечкам.

Наполнен череп умыслом, ты думал —
смыслом.
Худели чувства,
полнота им не грозила.
Они бежали прочь, как пузырьки игристого,
в пространство вырываясь ностальгией.
Ни слова (она мысленно за ними).
Сбежала… Ты всё ждал.
Четвертование души уже случилось,
иди, сшивай своё отрепье
и в памяти провал,
задвинь расшатанную мебель.

Я пришёл или пишу письмо.
В любом случае это откровение.
Прочтите,
их накопилось мешок,
на нём близорукостью зрение.

Здесь я, бандеролью
получите и распишитесь,
надолго, я не за солью,
какой есть, не взыщите.

Умопомрачённый, сдвинутый,
любитель тёплых местечек.
Одиночество – мой север.
Вы врасплох застигнуты,
относитесь к этому (ко мне) легче,
не пускайте лесть, выразите лучше удивление,

дайте отсрочку мыслям,
им не один день переваривать.
Мои комплименты сползли бы
быстрее ночи
по вашей сорочке,
я их выбросил, старенькие.

Найду другие слова,
если они понадобятся,
выразить то, что уже закапано в глаза.

Не беспокойтесь, не ворвусь в вашу темноту
без штанов,
крикнув бессердечному чувству:
займись же мною, любовь,
что-то мне стало скучно.

Скорее случится дуэль,
как нож с вилкой на одной тарелке.
Перед вами я безоружен, мадемуазель,
бейте в самое сердце, молюсь за вашу меткость.

Пылесосом губ вытягивая слова
из тела твоего, как из полового ковра,
ублажая страсть, как вчерашнюю грусть,
я расклеиваю любовь на площади стен,
но тебе ли это
или тем, кто придёт взамен?

Чем так дорог твой силуэт,
сотканный из правильных линий?
Только образом в голове,
ограниченной на красивых.

Взмах ресниц – ветер в лицо,
влажность век – в подсознании ливень.
Я промок от него глупцом,
полюбив, как меня любили.

Тычется утро серебряной вилкой в глаз,
значит, и этой ночью не переспал со смертью,
обрекая выцветшую даль
сесть, как земля на вертел,
на мой карий хрусталь.

Сколько бы он не вращался,
не удастся мир, как тебя, полюбить
с первого взгляда,
упираясь мечтою распущенной в быт.
Соглашусь с ним: любить так накладно.
…Ты как свет – вторжение чрезмерно бодрит.

Забери приборы холодных рук,
розовых уст бокал.
Конечно, тебя люблю.
Нет, не хмур,
с утра любая улыбка растрескивается в оскал,
целуй – не целуй.

Я смогу отлистнуть этот пляж,
как страницу из лета.
Пусть оскалятся берега,
даже когда их ласкает море.
Здесь, раскинувшись в позе Христа
и такой же раздетый,
ощутил себя частью галактики и истории.