Мухаммед Физули - Лейли и Меджнун

И дружба у меня к нему - не злоба,

Мы пламенно ее любили оба.

Но он, отдав ей душу, слился с ней,

Стал совершенным на стезе своей.

Я, грешный, не достиг того удела -

Тоска моей душою овладела".

Влюблен лишь тот, кто душу любимой отдает, -

Любви совсем не знает, кто душу бережет.

Вручить любимой душу - вот высший долг любви,

А кто не отдал душу - не совершенен тот.

Кто отдал душу милой - и вечный мир вкусил,

Не лучше ль тех, чью душу разлуки скорбь гнетет -

У мотылька влюбленный пусть учится любви, -

Ведь мотылька лишь пламя смертельное влечет.

Ничтожен тот, чья вечно блаженная любовь

Походит на источник живых, блаженных вод.

Недуг любви лекарством никто не исцелит,

И, лишь отдавши душу, спасешься от невзгод.

Не хвастай, будто душу вручил любимой ты, -

Тем Физули лишь славен - и горд им небосвод.

Когда Лейли вступила в дом отца,

Она все поминала мертвеца.

Все горше делались ее рыданья,

Все множила она свои терзанья.

Она звала страдающих людей,

Невольников печали и скорбей.

И с ними пела свой напев печальный,

Обряд возобновляя поминальный.

По Ибн-Саламу плакала она,

Печалью о Меджнуне лишь полна.

В честь одного напев ее угрюмый,

Вознесена к другому скорбной думой

Хоть Ибн-Салама имя на устах,

Другое имя в пламенных мечтах,

И потому в печали безысходной

Красавица могла рыдать свободно.

И ужас пред такой бедой тая,

Недолго с нею пробыли друзья,

И лишь свеча осталась с ней, бедняжкой,

Но и свечу задул вздох боли тяжкой.

"Зачем хранить мне, - думает, - свечу,

И вздохами я молнии мечу?"

И, одинока, предана рыданью,

Так обратилась к горю и страданью:

"Страданье, горе! Прочих бременя,

Одну оставьте в эту ночь меня!

Я к одиночеству легко привыкну,

А вам двоим других друзей я кликну!"

Но, увидав, что бедам нет границ,

Лейли упала перед ночью ниц:

"Ты, черная, судьбе моей подобна:

Меня, твою рабу, гнетешь ты злобно!

Тебе неведом раньше был покой,

Поспешно путь ты совершала свой.

Теперь покоя стала ты добычей.

Зачем ты изменила свой обычай?

Или в пути ты до конца дошла?

Или тебя с дороги сбила мгла?

Иль плакальщица ты в одежде черной,

По ком, скажи, ты плачешь столь упорно?

Дух гибнет в мире бедствии и тревог.

Несчастий затопил меня поток.

Стрела небес разит меня жестоко,

Меня сурово мелет жернов рока.

Стал мир жилищем ночи в эту ночь,

А я в беде. Кто может мне помочь?

Исчез покой мой, я терплю мученья,

Не знаю я моей судьбы решенья.

Как скорпионы, в жалах яд храня,

Терзают звезды, бедную, меня.

Покрыто ржавчиной зари зерцало,

И благодати утренней не стало.

Иль, утро, список бед твоих велик,

Что ты не хвастаешь, не кажешь лик?

Коль радо ты - засмейся, не печалься,

Коль есть в тебе любовь - помилуй, сжалься.

Пусть вторит мне петух, от скорби пьян,

Пусть вторит скорбной песне барабан;

Пусть защебечет утренняя птица,

Пусть мир твоей зарей озолотится!"

И долго длился неумолчный стон -

Повествовал о тяжком горе он ...

Но и заря помочь ей не хотела,

Дать утешенье ночь ей не хотела.

И обратилась бедная к тому,

Кто создал утра свет и ночи тьму.

И так она про свои недуг сказала:

"О знающий всех тайн земных начало!

Бескрайно море этих тяжких бед,

Но нет мне помощи, защиты нет!

Бессильна я, а мой недуг - безмерен.

Кто может в исцеленье быть уверен?

Иль дай мне стойкость в этих муках злых,

Иль дай мученье в меру сил моих,

Когда я разорву подол терпенья,

Боюсь, что заслужу твое презренье . . .

Веленья сердца сделавши законом,

Погибну сразу в море бед бездонном.

Когда я стыд девический забуду,

Когда Меджнуну верным другом буду.

Утратить целомудрие страшусь,

Боюсь, что милости твоей лишусь.

А если честь я сохраню в страданье

И воздержусь от радости слиянья,

Меджнун опять опасен для меня,

Боюсь стенаний горестных огня.

Ведь стоны верных так сильны у бога,

Что их презреть - к несчастию дорога.

И я теперь не знаю, как мне быть,

Как горе и тоску мою избыть.

Никто на свете мне помочь не может.

Что день - меня тоска сильнее гложет.

Я в дом покоя потеряла путь,

С мольбой сердечной не к кому прильнуть.

Так напои меня вином забвенья

И скрой великодушно прегрешенья.