Пьер де Ронсар - О вечном. Избранная лирика

В тот вечер плавные тебя манили звуки,
И в танцевальный зал ты весело сошла,
От блеска глаз твоих зажглась ночная мгла,
Все ожило, едва соединились руки.

Все вьется, кружится, летит, не зная скуки,
И танцу комната становится мала, —
То переменчивый, то ровный, как стрела,
Меандра древнего он повторял излуки.

Обворожительный и каждый раз другой:
То треугольником, то лентой, то дугой,
То клином журавлей в просторе поднебесном

Выстраивался он, — о нет, сомненья прочь!
Я видел: над землей парила ты в ту ночь, —
Танцуя, божеством ты стала бестелесным.

Уж этот мне Амур — такой злодей с пеленок!
Вчера лишь родился, а нынче — столько мук!
Отнять у матери и сбыть буяна с рук,
Пускай за полцены — на что мне злой ребенок.

И кто подумал бы — хватило же силенок:
Приладил тетиву, сам натянул свой лук!
Продать, скорей продать! О, как заплакал вдруг.
Да я ведь пошутил, утешься, постреленок.

Я не продам тебя, напротив, не тужи:
К Елене завтра же поступишь ты в пажи,
Ты на нее похож кудрями и глазами.

Вы оба ласковы, лукавы и хитры,
Ты будешь с ней играть, дружить с ней до поры,
А там заплатишь мне такими же слезами.

Душистый сноп цветов, печали не тая,
Сложила ты на холм Лукреции могильный.
Увидел я слезу, услышал вздох умильный
И понял, что в плену у смерти жизнь твоя.

Ты ценишь все, на чем печать небытия
Лежит, но есть закон души любвеобильной:
Я должен умирать сто раз в тоске бессильной,
Суровости твоей и жертва, и судья.

Когда, живых презрев, ты, почестями гробу,
Являешь нам свою тщеславную особу,
Когда тебе одни фантомы по нутру,

Не мнишь ли ты, что я, от мира отрешенный
И милостей твоих неласково лишенный,
Стремясь любовь снискать, возьму — и впрямь умру?

Увидев, что мой дом разграблен солдатней
И смерть сражает всех без счету, без разбору,
Я мысленно искал в тебе свою опору
И радость обретал в тебе, тебе одной.

Я думал: «Сжалилась Фортуна надо мной,
Оставив мне тебя в несчастнейшую пору!»
И в простодушии своем поверил вздору!
Но ты, пленив меня искусной западней,

Мне нанесла такой урон, что и матерым
Тут делать нечего осталось мародерам.
Но не ропщу на твой суровый произвол,

Оправдываю я твой суд неправосудный.
Над слабостью моей торжествовать нетрудно.
В ней — не в жестокости твоей — источник зол.

Судили старички, взойдя на Трои стены,
Царицы красоту и женственную стать:
«Все бедствия, все зло, что терпит наша рать,
Способен окупить единый взгляд Елены!

Затмить бы впору ей рожденную из пены!
Но лучше б Менелай увел супругу вспять.
Вал осажден, теперь недолго крепость взять.
К нам, гавань запрудив, шлют корабли Микены».

Затем с Троянских стен, отцы, взирая вниз,
Вы юношей сдержать решили с перепугу?
— Сражайся стар и млад! — им нужен был девиз,

Чтоб головой своей рискнуть, надев кольчугу.
Был вправе Менелай забрать свою супругу,
Но вправе был ее не отдавать Парис!

Расстался я с тобой, блаженная свобода.
На шею мне ярмо надел прекрасный пол.
Хоть я ломал его, но — подъяремный вол! —
Подставил шею вновь, как мне велит природа:

Я без любви — свинец, я — сущая колода!
Но полюбил — и вновь гармонию обрел,
Окрепла Муза, стал торжественным глагол,
Рассудок прояснен, и в мыслях нет разброда.

Созданья моего пера! Ронсаров род,
Как сыновьям, продлить приходит вам черед.
Кого мне воспевать — я знаю, Бог — свидетель!

В античности седой всегда найдешь пример.
Елена, красота ее и добродетель —
Сюжет, которым так утешен был Гомер!

Чтоб по земле прошли слова твоих хвалений,
Как в небо на коре возносит их сосна,
Я, всех богов призвав и возлияв вина,
Источник посвятил тебе в укромной сени.

Пастух, здесь не паси, сгоняя из селений,
Курчаво-белых стад: но да цветет одна
Здесь утренних цветов прелестных пелена,
Да знают, что родник сей посвящен Елене.

На бреге летом пусть прохожий отдохнет
И, сидя на траве, Елену воспоет
Несчетно и меня припомнит вдохновенно!