Улыбки первые, и всё вокруг
Как будто улыбается, а зависть
Еще молчит (быть может, не проснулась
Иль затаилась до поры); и мир
К нему благоволит, и все ошибки
Прощает, празднует его вступленье
В круг жизни и едва ль не господином
Своим зовет. Как молния мелькнут
Дни эти – и погаснут, чтоб смениться
Несчастьем: лучезарная пора
Слепым туманом станет, золотое
Умчится время, юность не вернется.
А ты, Нерина, разве я не слышу:
Здесь всё вздыхает о тебе – и разве
Из мыслей ты ушла моих? Ведь нет!
Смотрю, и о тебе напоминанья
Повсюду нахожу. Твой дом и сад
Тебя не видят, и в твоем окне,
Где звезд печальных отразился луч,
Темно и пусто. Где ты? Голос твой –
Как я бледнел при каждом новом звуке
Его. Иное время. Были дни
Твои, моя любовь. И миновали.
Среди холмов благоуханных этих
Бродить теперь другим. О как же быстро
Мелькнула жизнь твоя! Как сон. Походкой
Танцующей ты шла, из глаз твоих
Свет юности лучился. Погасила
Их смерть. Угасла ты! А в сердце та же
Горит любовь: иду ль на праздник или
На посиделки, мучаюсь: Нерине
Не веселиться. Никогда на люди
Не выйдешь; май наступит, зашумит,
С ветвями юноши придут под окна
Любимых звать – я говорю: к тебе,
Моя Нерина, больше не вернутся
Май и любовь. День ясный, брег цветущий,
Любая радость – говорю: Нерине
Отказано во всем – смотреть, дышать.
О, ты ушла! – мой вечный вздох. И будет
Всегда сопровождать меня – любое
Мое видение, все чувства, всё,
Что сердцу мило и полно печали,
Воспоминанье горькое – Нерина.
Ночная песнь пастуха, кочующего в Азии
Что делаешь ты там, моя луна,
В безмолвии пустынном?
Встаешь в ночи, одна,
Медлишь, свои пространства созерцая.
Еще ты не устала
Бродить среди равнин небесных вечных?
Ужель тебе всё мало
Скитаний бесконечных?
На жизнь твою похожа
Жизнь пастуха простая –
Встав рано, погоняя
Проснувшееся стадо,
Смотрит спокойно на ручьи, на травы;
Устав потом, приляжет на пригорке,
Иного и не надо.
Скажи, зачем нужна
Жизнь пастуха ему,
Тебе – твоя? Скажи, куда клони/ тся
Мой краткий путь,
Твой вечный, о луна?
Потом – старик седой,
Оборванный, босой,
С тяжелою охапкой за плечами,
Долинами, ручьями,
Колючею стерней, по острым кáмням,
И в бурю, и когда палима зноем
Земля, и когда стынет
В мороз – спешит он, стонет,
Перебираясь чрез ручьи, овраги;
Упал, поднялся, вновь спешит куда-то,
Ни отдохнув ни разу
И ноги в кровь разбив, и вот приходит
Туда, где все стремленья
И все пути кончаются однажды,
К огромной мрачной бездне. –
Туда и канет вдруг, познав забвенье.
Смотри, луна, – такая
Наша доля людская.
Вот человек родился –
И сразу смерть маячит на пороге,
И сразу начинает
Он маяться; и мать с отцом, в тревоге
Над ним склонясь, как могут, утешают.
И подрастет – они всё рядом с ним.
Всё те же – утешенья;
Крепиться и держаться,
С немилостивой жизнью примиряться –
Вот главный их родительский завет.
Но я спрошу, зачем
Производить на свет
И соболезновать – чтоб после тот,
Сам даровав кому-нибудь рожденье,
Вновь утешал?
Видишь, луна, – такая
Наша доля людская.
Но ты – иной породы,
Чем мы, и что тебе земли невзгоды?
Молчишь, скиталица, быть может, что-то
И знаешь о земном существованье –
О боли, о страданье
Людском, и что есть смерть, когда внезапно
Темнеет взор, и почва
Уходит из-под ног, и все что было
Любимо здесь, теряется во мраке?
Быть может, разумеешь
Вещей причины, знаешь, для чего
Рассветы и закаты,
К чему бег лет, безмолвный, бесконечный,
Зачем громов раскаты,
И смех весны влюбленной,
Жара зачем, какая зимам польза
От этих льдов? Склоненный,
Твой лик молчит и ничего не скажет
Простому пастуху. А я гляжу
На величавый ход твой
Над нескончаемой, немой долиной,
Что там вдали прильнула к небосклону,
Когда дорогой длинной
Меня и стадо провожаешь;
На звезды, и – вновь вопрошаю, нем:
Столько лампад – зачем?
Чем занят воздух, в чем значенье этой
Бездонной глубины, что за печаль
Огромная таится в ней? Кто – я?
Так размышляю сам с собой. Покои
Огромные – и без числа жильцов!
Как много у небес и у земли
Работы – непрерывное движенье
И снова возвращенье
На круг, туда, откуда начинали.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу