Сорвал с графленого листа!
И запустил свою шарманку
Крутить на широте любой.
И млеют русские и янки,
Как итальянцы-итальянки,
Как будто хлопнули по банке,
Как будто квасят спозаранку.
Сидят, довольные судьбой,
Твоей музыкой и собой.
«Не нужно память напрягать…»
Не нужно память напрягать.
Там, в прошлом, нет ни звука.
Одна лишь метка о богах,
Несущих нам разлуку.
Лишь только холод, только мрак —
Ни слез, ни разговора.
Но мне не выбраться никак
Из этого простора.
Да я ли это, напрямик
Идущий, вдаль глядящий?
Скорей добавлено из книг,
И не разделишь каждый миг
На прошлый, настоящий…
Не много вижу в этом смысла —
Ну что за времена настали! —
Герои драмы рвут кулисы
И выбегают вон из зала.
И с непонятною отвагой
Вскрывают и тире, и точки.
Стирают буквы, рвут бумагу
И выбегают вон из строчки.
И остаешься в одночасье
Один: не надо лицемерить.
Ну что ж ты – рвись и сам на части.
Не слишком велика потеря.
«Возьмем картиночку такую…»
Возьмем картиночку такую
(Ее мы выберем из всех):
Друзья сидят и в ус не дуют,
Стаканы поднимают вверх.
В стаканах, ясно, не водица,
И дым столбом, и – не в укор —
Уже, должно быть, долго длится
Полезный этот разговор.
Все громче, громче восклицанья,
Мы с вами можем им сказать,
Что это, мол, ни дать ни взять,
Вполне достойно порицанья,
А им на это наплевать!
На условный стук
Спешит условный друг,
На условный кряк
Бежит условный враг,
И все условно,
Словно
Слово – и всё…
На тридцать лет я дал обет молчанья,
Но уж песок в часах перевернулся.
Покуда он не сыплется ночами
Из тела хилого и не переобулся
Я в обувь одноразовой природы,
Любезен, не любезен ли народу,
Порадую вас плоскими речами.
Поскольку в плотской жизни я начальник,
В духовной полагается аскеза.
Я долго обрезался и обрезал
Почти что всё. Но уцелел случайно
Отросток малый и попал досрочно
В довольно унавоженную почву
Текущей жизни.
Ну теперь – до тризны.
Ну дайте же вы мне пографоманить,
Манить, подманивать словечки на местечки,
В которых их прикармливал заранее,
А то и гнать, к виску приставив «стечкина».
Слова – обман, как в песне «Мани-мани»,
И АББА – лишь начало алфавита,
А впрочем, ровно так же, как в послании
К Коринфянам, к Евреям или к Титу.
Я не рискую краской рисовать.
Что рисковать? Плакаты как плакаты.
Попробуешь меня от века оторвать —
Легко получится. Лишь знак, и – аты-баты…
Все было, прямо скажем, честь по чести.
Хвалить хвалю. А вот ругать не буду.
Знал: хлеб из теста, для любви невеста,
А прочее – каемочка на блюде.
Ходил в строю и пел со всеми вместе.
Теперь другое: хлебушек-то горек,
Невеста как-то очень (хм) повзрослела,
А строй имел меня вовсю – такое дело.
Да тут у каждого полно таких историй.
…А лестница колючая пуста.
Проста история. Похлебка чечевична.
Сильна инициатива на местах:
Дождем – костер, а денежкой – уста.
Все гармонично.
Отлично. А теперь – поговорить
О пользе конституций и указов:
От сглаза помогают, от заразы.
А если размоталась жизни нить?
Исправим всё при первой же оказии.
Не сразу – чтоб не в голову моча! —
Не сгоряча. Не вдруг – в ночную вазу.
Кричу: читателя, советчика, врача!
А эхо отвечает: ча-ча-ча…
Ты скажешь: слишком много Мандельштама
В твоих словах. Ты светишь отраженным
И тусклым светом. Если ты копаешь яму
В местах пустынных или населенных,
Окажешься там, где ни тьмы, ни света.
А уж поэтом или не поэтом,
Какая разница? До краешка, до края
Дошедшему веселые куплеты
Нужны не меньше, чем Петру ключи от рая.
Но и не больше. Ровно посередке.
Твои куплеты очень помогают
Не петь, так пить, так заворачивать селедку.
Суха теория. Ее бесплодна сперма.
А древо жизни пышно возрастало.
Оно меня всего перелистало:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу