Алексей Улюкаев - Чужое побережье

К Вифлеему все ближе. Звякают

В хурджинах дорогие дары.

Приготовлен кусок лакомый,

Но прочертят воздух знаками

Нефтяные пары.

Знаки масти огненной-огненной,

Обжигают о них горшки

(Чтобы супа поесть юродивым,

Замерзающим на родине)

Не боги – божки.

К Вифлеему все ближе – нижут

Знаки прописи огневой:

Мене, текел. Ни жить, ни выжить.

Жуть, как жарко горят эти иже

Над головой.

Жажда. Жарко в песках. Марко.

Это марево (вверх от жары).

Упакованы агнцу подарки —

Нефтяные пары.

Ураза их на раз дразнит,

Рамадан их гнобит до поры.

Рознь – это ведь общее. Разве

Нет? Разве нет этой казни —

Нефтяные пары

Собирать и в казну прятать?

Пошлых пошлин ли, НДПИ

Ржавы латы, худы заплаты,

Гранови… хреноваты палаты.

А от пенсии до зарплаты

Нет воды – напоить…

Есть лишь нефть. Есть лишь смерть. Есть лишь злато

Среди этой фискальной муры.

Виноваты ли мы? Виноваты

В том, что облачность здесь не из ваты —

Нефтяные пары.

К Вифлеему все ближе. Ой ли?

Ойлы-петроли, петровы птенцы,

Караванщики в чистом поле

Открывают с дарами ларцы.

…Но когда самый главный Нефтяник

Суд свершит у бездонной дыры:

Ты хохмач, ты лентяй и охальник.

Эта жизнь – я отвечу, – не пряник —

Нефтяные пары.

Вот Третий Кибуц. В Кибуце нет конституций,

Аннексии лишь, контрибуции и асфикции.

Здесь толстые празднуют праздность, а тонкие – рвутся,

Не изменяясь в лице (невеселые лица).

Шумит до полуночи крепкая эта столица.

Гудит – laissez faire здесь клаксонам дарован.

Ау! – В небесах заблудилась блудница,

Не в небе, так в небыли дымной,

В чаду вавилонских жаровен.

Этот третий (не лишний ли?) под отвес

До небес он дотянется в секторе нефти и газа.

А залезешь на башню и глянешь окрест —

Понимаешь, куда б ты ни влез —

Всюду помесь колхоза с военной базой.

И в любом из местечек и мест

Веет не олья-подридой, а ойло-петрольной заразой.

Вот Третий Кибуц, а четвертому не бывать.

И точно так, как румын – не нация, а специальность,

Здесь за «чертой оседланности» – благодать

Не евреям – колхозникам third generation. Это данность.

В ощущениях данная? – В ощущениях, да.

Данная. – И тут же отнятая навсегда.

Шестая часть – это уместит ли разум?

Купи-ка билет на свои трудовые,

Езжай – и в окошке, сколько хватает глаза,

Пулеметные вышки сменяются буровыми.

Гляди повнимательней, Синди,

Видишь – из грязи да в князи

(Кто в идиш, в иврит ли двинул,

Кибуц на кибуц променял лишь

И стал там разносчиком той же гнильцы и заразы).

Одни только вылезли – сразу же гордые выи

Воздели, и их уже и не помиришь (хотя усмиряешь)

Со всем остальным, что по-прежнему в грязи.

По Брежневу, в грязи, по присному, – если не те, так другие.

Здесь грязи – как штази.

Куранты на башне все бьют,

А окрест бьют баклуши

Не-вольные каменщики вавилонского столпотворенья.

И в мире нет силы инерцию эту нарушить,

Чтоб летом варенье варить,

А зимой есть варенье

И для заготовок ходить

Околачивать груши.

Помилуй, нет силы,

Послушай,

Ведь это, мой милый,

Шестая часть суши.

Пятая точка.

Четверт(ованн)ое измеренье.

…Синдбад от варенья

Отрывается с сожаленьем

(Синдбадов верблюд,

Как осел буриданов, голодный – от сена).

Без толку используя личное местоименье,

Он платит за долгий постой подходящую цену.

Ну что – поднимаемся?

Движемся в новую сцену?

…В шестой части света

Здесь есть заморочка такая:

Игольные уши.

Ну что же, верблюд, пролезаем.

Этот город на гордых холмах – видишь?

Вот сюда ты коней гнал, сюда ты вострил лыжи.

Этот город, Синдбад, и есть Китеж,

А царит там полковник Киже.

Он ночами Гарун-аль-Рашидом ходит

С колотушкой по темным углам столицы.

А под утро (тут взяли такую моду)

И полковник исчезнет, и город его растворится.

Над парковкой и офисом полночью бдят архиереи,

Поправляют светильник, молитвенные чтут знаки.

А под утро ты видишь: лишь Роджер веселый на рее

Да бездомные псы (ах, какие тут злые собаки!).

Тут дороги втридорога. Рожки-ножки

По дорожке протягивает почти каждый.

Тут утром всегда оказывается ложью

То, что ночью казалось безукоризненной правдой.