Эдуард Лимонов - Атилло длиннозубое

– Когда варил из Хаоса планеты,
Вычерпывая, как хохол, галушки
Из их небесной, что без дна, кадушки,
Был ты один? – Изволь держать ответы…

– Когда ты острова на воды ляпал,
Как будто бы на сковородку тесто,
И каждому определилось место,
Когда с высот ты их на воду капал…

– Ты все один был, совершая это?
Или тебя сопровождала свита
Из пауков железного скелета?
– Скажи, кусок вселенского бандита!

Когда ты человека сотворяя,
Из красной глины замешавши тело,
Вдруг наклонился, дух в него вдувая,
Ты знал, что совершаешь злое дело?..

Здесь экскаватор, бьет дубиной
Он по хрущевке, бесноват…
Пятиэтажной бор-машиной
Здесь недра мокрые бурят…

А я стою и наблюдаю,
Пацанчик в шестьдесят семь лет,
Как сносят дом. – Какого чаю?
Вам дом мешает, педсовет?!

Рукой железной, трехсуставной,
На птицу древнюю похож,
Здесь экскаватор, Идол главный,
Весь в зубьях его страшный нож.

Гребенкой мощною ласкает
Он череп здания слегка.
И тем былое разрушает,
И падает он свысока,

Как гильотина на француза,
Будь ты Дантон, иль Робеспьер…
Но дом советского союза!!!
Я прошептал: «Простите, сэр!

За этих варваров удары,
За дикарей слепой порыв».
Не могут Вани-комиссары
Придти на помощь, расстрелив

Усатого бульдозериста,
Прорабов трех и двадцать пять
Узбеков, и таджиков триста.
«Простите, сэр Хрущев опять!»

О, инкубатор плодородный!
Хрущевка славная вовек.
В ней зачали в былые годы
Немало русских человек!

Я старый философ, на гибель богов
«Титаника» гибель похожа.
Страшнейшим, могучим тайфуном без слов
Из Вагнера льется тревога…

В пробоины бьет, сногсшибая народ,
– Прощайте, друзья-пассажиры! —
Вот юная леди, ломаясь, плывет.
Злой айсберг наносит им дыры…

И Вагнер, и Вагнер, и Вагнер притом…
«Титаник» – как утлая лодка
Колышется и загребает бортом.
Ди Каприо сценой короткой

Заставил заплакать весь зал в темноте,
Холодная крутит пучина.
И Вагнер, и Вагнер… Во всей красоте…
С зловещей улыбкой мужчина

Над волнами после летал не спросясь,
И выл, и жужжал, и смеялся,
Пока, в непроглядную бездну стремясь,
«Титаник» во тьму опускался…

Я старый философ, на гибель богов
Такой равнодушно взирает.
Как над океаном, тяжел и багров
Рассвет не спеша наступает…

Сидел и ел, луна светила
И полнолунием была,
Тарелку супную солила
Своей сметаною дотла.

И этот глянец погребальный,
И этот погребальный крем
Напоминал, что Рим тотальный
Собою начал агнец Рем…

Потом был Рем уже немецкий,
И Гитлер Ромулом другим,
Рейх основавши молодецкий,
Расправился проворно с ним…

– Луна не это намекает!
– А что ты знаешь о Луне?
Там механизмы промокают
На нам невидной стороне.

Для пересадок там площадка —
Цивилизаций след иных,
Иного, высшего порядка,
Помимо умыслов земных.

Не для того, чтоб любоваться
Луны кладбищенской красой,
Чтоб было легче добираться
Нам во Вселенной небольшой, —

Луна основана подручно
На четверть, или часть пути.
И менструируют беззвучно
Все наши самки по пути…

Вот с рюкзачком и в кедах красных,
А также красное пальто,
Стоит худышка лет опасных
И ждет маршрутное авто…

Ей капюшон на брови сбился,
Гляжу мечтая, полупьян
(Я на GQ вчера напился),
Как я ее поймал, мужлан…

Ну то есть заманил под видом
Чтобы прочесть ее стихи
(« – Заложницу я вам не выдам!
– Стреляйте в сердце, мужики!»).

Такие страстные мыслишки
Под скальпом, господи, седым,
Как у зловонного мальчишки
В мозгах, под скальпом молодым…

Воскресное утро, сдобренное женщиной, —
Бледная попа из-под одеяла,
Прекрасные радости – простая трещина,
Но она ликовала, она страдала…

Будем обедать в солнечном свете,
А под вечер, когда поблекнет день,
Будем смотреть кинофильм, как дети,
Попивая вино, развивая лень…

И я вновь в тебя въеду на жеребце мохнатом,
И я вновь тебя, как город, займу,
Перетряхну твои молекулы, каждый атом,
Каждый твой волосок подыму…

Ранним утром в понедельник женщина уходит,
Пьет торопливо утренний чай,
На лице своем спешно порядок наводит,
Уезжает в Бирму, или Китай.

Там среди иероглифов бродят мужчины,
Там тарзанят, смеются, работают, пьют,
До следующего воскресенья
слиплись половины.
Но спасибо, Христос, за воскресный уют!