Эдуард Лимонов - Атилло длиннозубое

С утра мелькает шляпою расхожей,
Заводится от прожитых чудес,
Приехал! И колесами в прихожей
Тележки, заостряет букву эС.
Он прилетел из нудного Парижа.
Возможно, у него большая грыжа,
Скорее же он ходит грыжи без…

Но замедляет каменные ноги…
Я не скажу «у смерти на пороге»,
Но статуса перемещенных лиц
Мы с ним давно уж удостоили-с…

Художник, книгу заложив ножом,
Ест курицу и помидор зеленый,
А я гляжу… Вот, пылью утомленный,
Он кажется мне шаржем, нет – шаржом

На положенье и мое. В квадрате…
Я лишь стройнее и многоволос…
Он мог бы малевать бы на Арбате,
Но вот ему в Париже привелос…

Кокто, волнообразный Жан,
Для общей массы парижан
Так неизвестным и остался.
Но в мире полусвета, где
Кокто был рыбою в воде,
Жан крайне громко раздавался…

Кокто смеялся, он кривлялся,
А Жан Марэ его любил,
Марэ он страстно отдавался,
А после – раненый ходил…

Надели глянец на героев:
Коктейли, слава, синема.
На самом деле их, изгоев,
Не знали в Paris-Panam(a) [1].

На самом деле лишь нацисты
И знаменитые воры
Сумели страстны и игристы
Взорвать мозги своей поры.

Послевоенная же бражка,
Где каждый третий – гей иль блядь,
Нет, не могли, поверь мне, Сашка,
Парижский люд собой пленять…

Возникшая на фоне капюшона.
Идет в чулочках белого нейлона.
Добыча педофила-маньяка.
Как ангел, и как перышко легка…

– Как Вас зовут, тревожная конфетка?
Куда идете? – спросит серый волк.
– А я иду, свободная нимфетка,
На ног нейлон спадает платья шелк.

– Я укушу Вас, можно? – Можно-можно!
Вы можете меня и покусать! —
Волк пахнет мазью, лыжной и сапожной,
А я учусь, способная, на «пять».

Индустриальный грохот слышен
В мое открытое окно.
Июль асфальтом жарким пышет,
В глазах от солнца мне темно.

В большую бабу лифчик впился,
Ее разрезали трусы,
И город предо мною лился,
Все его, восемь, полосы.

Туда – четыре, и обратно.
Еще и боковые два!
По ним авто, стремясь отвратно,
Передвигаются едва…

Часов неслышные трофеи.
Мы – жертвы мировой жары.
Если подумать – все евреи,
Или большие комары…

Капризный гений прихотливый,
Я – леший Финского залива,
А Вы – русалка из Невы.
Сквозь мусор плаваете Вы,
Скользя над банкою консервной,
Над костылем и прочей скверной, —

Колес, кастрюль, велосипедов
Эпохи прадедов и дедов.
Поранить Вас грозит вода,
Так выходите из туда!

И к лешему на грудь спешите.
Ну вот, Вы, девушка, дрожите!
Вас крепким потом отпою,
Русалку склизкую мою,
Подругу страстную событий
Между приплытий и отплытий.

Под сладострастный плоти зов,
Под капитанский шелк усов,
Под стон рыдающей кровати,
Под грузом одеял на вате,
Под менструацию в крови,
Под мощные толчки любви,

Трагедией в районе лона,
Как и сейчас, во время оно,
Мы наслаждались горячась,
Всегда куда-то торопясь…

Чтоб пеною шипящей слиты
Колени, бедра и ланиты,
Мельканье юбок тут и там…
О, как люблю я этих дам!

Поверженных, со щелью голой,
С улыбкой сильной и веселой,
Во взбитых набок волосах,
Тех, без трусов, и тех, в трусах.

Под сладострастный плоти зов
Аристократов и низов…

Нечесаные пророки,
Глазницы у них глубоки.
Симон, Маркион, Мани…
За ересью Оригена,
Возможно, видна Геенна,
На огненную взгляни!

Патлатые и босые,
Пророки, как домовые,
Стоят у седых колонн,
Ютятся в сырых пещерах,
Кричат со столпов о верах,
Симон, Мани, Маркион…

Летит над Иерусалимом,
Рептилий и птиц помимо,
Оскаленный Симон-маг!
Но Петр своим лазерным взором,
Следящий за каскадером,
Сбивает его рейхстаг!

О, гностики, желты, сизы,
Замшелые, как карнизы,
И ржавые, как Вавилон,
Пыльные, как растафаре,
Шумные, как на базаре,
Апокрифы, не канон…

Жизнь тревожна. Разве нет?
Вот сейчас потухнет свет,
Электричество исчезнет.
Умер ведь Назым Хикмет,
Вот-вот Кастро волнорезнет…

Жизнь тревожна. Света нет,
Газ по трубам не втекает.
Даже чаю не бывает,
Если чай не подогрет.

Разводить костер в квартире?
И приходится сойти,
Во дворе, в убогой дыре,
Огнь домашний развести…

Нащипать оконной пакли,
Наломать сухих оград,
Вырубить дворовый сад,
Апокалипсис, не так ли?

Будем жить. При немце жили…
И, землянок накопав,
Еле дух переводили,
Все же не откочевав.

Хотя нужно бы, на юг.
Ты мне недруг, а не друг,
Потому войду я в доли
С тем, кто нес мешок фасоли,

Кто имеет соли пуд…
Ну и будет мне зер гуд…