Всеволод Емелин - Песни аутсайдера

Среди моих пятиэтажек,
Где я прожил недолгий век,
Стоят мудилы в камуфляже
И сторожат какой-то Bank.

Как поздней осенью поганки
Мелькают шляпками в траве,
Повырастали эти банки
По затаившейся Москве.

Сбылися планы есел-Авива.
Мы пережили тяжкий шок.
И где была палатка «Пиво»,
Там вырос магазин «Night Shop».

И пусть теснятся на витрине
Различных водок до фига,
Мне водка в этом магазине
В любое время дорога.

Смотрю в блестящие витрины
На этикетки, ярлычки.
Сильнее, чем от атропина,
Мои расширены зрачки.

Глаза б мои на вас ослепли,
Обида скулы мне свела,
Зато стучат в соседней церкви,
Как по башке, в колокола.

И я спрошу тебя, Спаситель,
Распятый в храме на стене:
«По ком вы в колокол звоните?
Звоните в колокол по мне!»

По мне невеста не заплачет,
Пора кончать эту фигню.
Не знаю — так или иначе,
Но скоро адрес я сменю.

Зарежут пьяные подростки,
Иммунодефицит заест,
И здесь на этом перекрёстке
Задавит белый мерседес.

На окровавленном асфальте
Размажусь я, красив и юн,
Но вы меня не отпевайте,
Не тычьте свечки на канун.

Без сожаленья, без усилья,
Не взяв за это ни рубля,
Меня своей епитрахилью
Накроет мать сыра земля.

Кончаю так — идите в жопу,
Владейте улицей моей,
Пооткрывайте здесь найт-шопов,
Секс-шопов, банков и церквей.

Зароют, а не похоронят
У перекрёстка трёх дорог.
И только пьяный грай вороний
Взлетит на запад и восток.

А вслед за ним, за этим граем,
Не огорчаясь, не спеша,
Простясь с землёй, не бредя раем,
В ад поплывёт моя душа.

Никто главу не сыплет пеплом,
Никто волос в тоске не рвёт.
Едва колеблемая ветром
Душа над родиной плывёт.

Плывёт с улыбкой безобразной
На перекошенном лице,
Бесстрастно, как после оргазма,
Воспоминая о конце.

Как закипала кровь в аорте,
Как с миром разрывалась связь,
Как прочь душа рвалась из плоти,
То матеряся, то молясь.

Как показал последний кукиш,
Как разменял последний грош.
Теперь мне руки не покрутишь,
Ногой под рёбра не сшибёшь.

Теперь не тело и не атом,
И не объект для рук и губ.
Смотрю на мир, как патанатом
Смотрел на мой разъятый труп.

Земля лежит, поджав колена,
Едва остывший человек.
Её исколотые вены,
Как русла пересохших рек.

Земля лежит в лесах, в асфальте,
Как в морге, где хрустя чуть чуть,
Такой блестящий, узкий скальпель
Вскрывал уже пустую грудь.

Здесь, над шестою частью суши,
Я не один, плывут вдали
Все нераскаянные души
Из нераскаянной земли.

Вверху озоновые дыры,
Внизу земля в густом дыму.
Мы, хлопнув дверью, вышли с пира
В зубовный скрежет и во тьму.

И эта тьма теперь навеки
Души руины приютит.
А в справке, что подпишут в ЖЭКе,
Причина смерти — суицид.

Есть же повод расстроиться
И напиться ей — ей.
По моей Метростроевской,
Да уже не моей

Я иду растревоженный,
Бесконечно скорбя.
По-еврейски Остоженкой
Обозвали тебя.

Где ты, малая родина?
Где цветы, где трава?
Что встаёт за уродина
Над бассейном «Москва»?

Был он морем нам маленьким,
Как священный Байкал.
Там впервые в купальнике
Я тебя увидал.

Увидал я такое там
Сзади и впереди,
Что любовь тяжким молотом
Застучала в груди.

Где дорожки для плаванья?
Вышка где для прыжков?
Где любовь эта славная?
Отвечай мне, Лужков.

Так Москву изувечили.
Москвичи, вашу мать!
Чтоб начальству со свечками
Было где постоять.

Где успехи спортивные?
Оборона и труд?
Голосами противными
Там монахи поют.