1938 август
Когда готовится война,
Скорее прозреваешь Бога –
И сердцу бранная тревога
В годину смуты не страшна.
На подвиг позовёт страна,
И будет суд свершаться строго.
В глухие дни погибнет много
Людей. Им будет смерть красна.
1938 сентябрь
Мой Врубель, высказать тебе смогу ли
Всю горечь, что вольна сорваться с горьких губ.
Роится, разлетается, как мыслей улей,
Моё весёлое и звонкое – Могу!..
С утра гремлю заслонкой. Занят делом.
Заспан.
Наткнусь на заступ. Кто-то свет мне застит,
Глаза заслонит, спросит: Любит ли вас Пан?
Звучит свирель, и я опять во власти
Ночных напевов. Но подступит счастье
И полоснёт по горлу острой бритвой,
Или укажет кратко: Вскройте вены!..
О, нет! В своей я смерти не виновен,
Ещё пиджак мой кровью не закапан,
И ворон не кричит над отчей кровлей.
Все черви выпадут. Вся масть.
Взирает молча голый череп.
Живу давно с бубновой дамой
У самой городской черты.
Меня страшит десятка пик,
Восьмёрка треф. Судьба гадалка
Посмотрит скорбными глазами
В пустые, тёмные глазницы.
Мне самого себя не жалко.
Я ваш покорный, скромный ученик,
И не могу никак остановиться.
Вдруг сорвалось, нахлынуло Ночное.
Пахнуло степью. Гулко ржали кони.
К траве припал и долго бился инок,
И у него прорезывались рожки.
Узорны были травы. Плыли зори.
Цветы, как факелы, дымились и чадили,
Вытягивались тонкими свечами.
Не знаю сам, что сталося со мною.
Я звал любовь, покуда бредил Врубель,
И в зале было чадно от сирени
В цвету. Тут жизнь его пошла на убыль.
Забила Лебедь белая крылами.
Всегда так было. И всегда так будет.
Надеюсь, мне не изменяет память.
1939 январь 19
«Что не существенно, то пресущественно…»
Что не существенно, то пресущественно
быть может.
Испепелён и переполнен пеплом страсти
Он и главу свою посыпал пеплом синим…
– Усталый друг наш духом изнеможет –
Так говорил изнемогавшему от власти –
– Его тревоги, как рукою снимем,
Он будет волен властвовать над плотью.
А мы встречать его готовились по платью.
Над мороком, широким взмахом крыл
Простёрт, он бронзу шумно отряхает.
Под тяжким взмахом крыл покорный засыпает.
Кто тайну тяжкую безумцу приоткрыл?
Его глаза расширены от боли
Он видит мир, как на ладони: горы
И реки синие венозных жил….
Ещё недавно он спокойно жил,
Ещё вчера он слушал разговоры
Своих друзей и не был вовсе болен.
Его болезнь!? Что может быть любезней
И обязательней для всякого поэта? –
Как хорошо переболеть любовью вечной
И знать, что будет сниться Беатриче.
Нам радостны воспоминанья детства!
Он, голову склонив и обхватив колени.
Провис в пространстве неподвижной глыбой.
– Когда бы встретиться с тобой могли бы
Мы скоро… – Запеклися губы.
Всё ж не из камня он. Однако точит камень
Седое время, обдувает ветер…
Друг, погоди, ты будешь снова с нами…
1939 февраль 22
«Как с ладони сдуну пустынь песок…»
Как с ладони сдуну пустынь песок,
То пустынножителя в руках расцветёт посох.
Богом данное – древо зелёное.
В тех лесах избуду мои многие радости,
Во грехах погрязший в младости.
От гордыни мира скрытый,
Приму схиму в ските.
О, порывы благие, вы не вечно спите!..
Наяву я прозрел древо зелёное.
Так поёт душа, любовью дыша,
Для блага жива – благовестница –
Благолепная духу лествица.
От небес до земли настилается,
По ней ангел господень насылается.
А вокруг леса, где певчих птиц голоса,
Где дух медвян от душистых трав,
Где до смертного часа человек здрав,
От мира ограждён, к небесам вознесён.
Спаси, Господи, люди твоя!..
1939 март
Так вот, когда остался я один
(Триптих)
1.
Так вот, когда остался я один
И сразу стал ненужным и ничтожным,
Вновь предался моим мечтам тревожным,
Преодолеть пытаясь тяжкий сплин.
Презрел людей, и в бегстве от любви,
Блуждал все дни в безжизненной пустыне.
Стремился дух к отверженной святыне –
И сердце задыхалося в крови.
2.
Так вот, когда остался я один
Нахлынули разрозненные мысли,
И некуда бежать, кругом провисли
Громады мной не прожитых годин.
Я отогнал докучные надежды,
Что крались вслед, вселяя суету.
Теперь спокойно в камни прорасту,
Седые мхи заменят мне одежды.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу