Еще стучат и дышат
Стволы перил,
Но тот, кто здесь ходил,
Меня не слышит.
Мне открывает след
Слепая жалость.
Еще разбивает сад
Бегущий шелест.
Из бледного окна,
Ломая складки,
Мятется тишина
В сухие ветки.
Но поиски меня
Приводят к чаще,
Там вырос рой огня,
Ко мне летящий.
Среди зеленых пчел, —
Я к ним пробился, —
Ее бы я нашел,
Но оступился.
1 января 1941
Загородный, 16
87. Сон («Вот подкручены усы…»)
Вот подкручены усы
У нашей грусти.
Бегут веселые часы.
Мы с ними вместе.
Нам не расстаться,
Мы не хотим.
И мы за ними.
Неотвратим,
Он забирает у нас часы,
Он обрывает у нас усы,
И он разбивает нам носы.
Тогда мы утром, под дождем,
Летим по крышам.
И мы скитаемся и ждем,
И тихо дышим.
Нас утешает в пустоте
Тревога драки,
И мы кусаем в высоте
Пустые руки.
Февраль – март 1941
Сатурн ступил на темный хвост
Из деликатности.
Но этот шаг ему принес
Неприятности.
Вот путь его блестит слезами звезд —
Сатурн вступил в несчастный час
На темный хвост.
Он уклонился, уклонился. Мимо.
Его преследует беда незримо.
Она приводит в нужный час, —
Нескоро, —
К тому, что вот – Сатурн погас
С пути мирского.
И кто взошел на звездный мост
Его следами,
Страшитесь наступить на хвост
Тех, кто под вами.
Рассеялся вонючий дым
Небесной падали,
Но мы хотим, но мы хотим,
Чтоб чаще падали.
<1941>
89. «Без помарок. За курок…»
Без помарок. За курок.
Сорван синенький цветок
Беззаботно на снегу.
Он сбегает к озеру,
Он цветет на берегу,
Пока не подморозило.
На полозьях донесен
До колеи сквозящей,
И утоплен прошлым летом
Как самый настоящий.
Февраль – март 1941
Ветка сбросила
Серый снег.
Было весело,
Я бы лег.
Тем, чье вечером
Ремесло,
Было весело,
Их несло.
Утром пущенный
На восток,
Змей, размокший
Под кустом.
Мы нагнулись
За ним рукой,
Но наткнулись
На ручей.
16 сентября 1941
Загородный, 16
91. Таинственное воспоминание
Они питаются за счет
Жестокой тряски.
Есть некий низменный расчет
На ваши ласки.
Раскрывается тряпье,
И вводят руку.
Рука хватает за ее
Нагую штуку.
Выносят мокрый узелок
Из парадной…
Я одеваюсь. Я увлек,
Я нарядный.
Я оделся чрезвычайно.
Это пагубная тайна.
Для того, кто одинок,
Сорван радостный звонок.
Мы выбегаем в гастроном
Достать мадеры,
Мы возвращаемся с вином,
Но там – заборы.
Привлекательная месть
Сорвала двери,
Но разрешите мне присесть:
Здесь были воры.
16 сентября 1941
Загородный, 16
Я дурак, я дерьмо, я калека,
Я убью за колбасу человека.
Но пустите нас, пожалуйста, в двери,
Мы давно уже скребемся, как звери.
Я ж страдаю, палачи,
Недержанием мочи!
17 сентября 1941
Завод им. К. Маркса
Мы растопим венец на свечку,
Мы затопим мольбертом печку,
Мы зажжем запломбированный свет,
Мы сожжем сохраняемый буфет.
Я проклинаю обледенелый мир,
Я обожаю воровской пир.
Мы от всех запрячем
Ароматный пар,
Мы у дворника заначим
Хлеб и скипидар.
Ноябрь или начало декабря 1941
Загородный, 16
94. «Как будто я еще довольно молод…»
Как будто я еще довольно молод
И даже, кажется, сравнительно здоров.
Так почему ж меня сжигает постоянный холод?
Да потому, что в жилах истощилась кровь.
Декабрь 1941
Загородный, 16
95. «Дайте, дайте мне обед…»
Дайте, дайте мне обед,
Дайте сытный ужин.
А иначе Бога нет,
И на хрен он мне нужен.
Ранняя весна 1942
Загородный, 16
Первый признак – потный лоб,
Мы очень рады.
Когда едим горячий суп,
Свистят снаряды.
Второй – медали на груди
И бешеные строки.
Ах, мы не знаем, что впереди,
Какой там джокер…
Но мы прокладываем путь.
Там месят тесто.
Там у меня осталась мать,
Там ждет невеста.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу