Сборник - Народный эпос

Без счета нам дни посылает аллах.
В Аксае – день пятницы, радость в сердцах.
Отправился он для намаза в мечеть,
Но двери велел Аслан-хан запереть:
«Мечеть перед кровным врагом мы закроем!»
Тогда усмехнулся рожденный героем,
На франкский курок пистолета нажал,
И выстрел раздался, и дверь – наповал!
В мечеть он вошел и молитву прочел.
«Джигиты, теперь мы пойдем на Аслана:
Оставив ислам, он к царю перешел, —
В покои дворца мы ворвемся нежданно!»

Ворвался он с горсткой друзей во дворец:
«А ну-ка, Аслан, покажись-ка ты мне!
Не ты ли скакал на гнедом скакуне?
Теперь на нем скачет хунзахский храбрец!»

Но хан, за семью притаившись дверями,
Велел, чтобы женщины вышли, сказав:
«Нет хана, о Хаджи-Мурат, между нами,
Уехал он, вызванный в крепость Хасав».

– «Эй, пчелы! Намаза познав благодать,
Могу ли на вас, на жужжащих, кричать?»
И волк куцоухий пошел к кунаку,
Пошел, перешел через Карби-реку,
То львом он казался, то страшным драконом,
В Нуху он ворвался с лицом разъяренным,
В Нухе дворянина спросил одного:
Найдется ль пристанище здесь для него?
В ответ промолчал иноверец проклятый.
А воин: «Пойдем, нужен мне провожатый».
Вот полдень встает над прозрачным ключом.
Неверному долг пред творцом – нипочем:
Сказали ему, чтоб исполнил намаз, —
Увы, от него услыхали отказ.
«Тот будет убит, кто не славит аллаха.
Тебя не убив, оскверню этот мир!»

Мечом со всего он ударил размаха,
И был на лугу обезглавлен кяфир.

Затем в убежавших ружье он направил,
А близко стоявших клинком обезглавил.
Как будто покой воцарился вокруг,
Но видит: враги появляются вдруг.
Четыре их тысячи было – и конных,
И пеших, со злобою в бой устремленных.

«Без крыльев взлетишь ли ты до облаков?
Теперь не спасешься от наших клинков!
Как волк убежишь ли, задравши овец?
Посмотрим, какой ты на деле храбрец!»

– «Клинки из Египта, – запомните впредь, —
Не крылья ли наши, чтобы в небо взлететь?
Уйдем ли, как мыши, под землю незримо,
Когда наша сила – кремневки из Крыма?»

Сказал и – ни с кем не сравнимый в сноровке
С утра до полудня стрелял из кремневки,
И, тряпкою рану заткнувши свою,
С полудня он в сабельном бился бою.
Каджаров убил он числом шестьдесят
И всех на завале сложил, говорят.
Душа храбреца устремилась в Синах.
Джигиты в смятенье, джигиты в слезах.
У Карби-реки, что его подняла,
Ликуют враги, – да умрут их дела!

Легко Алазани и счастлив Тифлис,
А сами давно ль в лихорадке тряслись!
Теперь Голода, Карабах и Ганджа
Не будут бояться, от страха дрожа.
И там, в Дешлагаре, и рядом, в Шуре,
Спокойно в ночи и на ранней заре.
Во прахе – героя хунзахского тело,
На небо душа храбреца улетела.

Трое братьев удалых
Поохотиться пошли
На высокую скалу,
Соколят в гнезде искать.

На высокой той скале
Спор затеяли они.
Трое спорят удалых,
Мол, кому из них идти—
Соколят в гнезде достать.
Жребий начали бросать.
«Братья старшие мои,
Жребий незачем бросать!»

Он конец каната взял,
Стан свой крепко повязал.
Со скалы спустился вниз
Младший брат Султан-Ахмед.
«Братья старшие мои!
Здесь у сокола в гнезде
Я нашел не соколят,
А горластых воронят.
Подымайте вверх меня,
Потяните вверх канат!»

– «Мы канат потянем вверх,
Младший брат Султан-Ахмед,
Если ты оставишь нам
Белых на горе овец».

– «Белых вам дарю овец,
Братья старшие мои,
Потяните мой канат!»

– «Мы потянем твой канат,
Младший брат Султан-Ахмед,
Если долю нам свою
В доме матери отдашь».

– «Все богатства вам отдам,
Братья старшие мои,
Потяните вверх канат!»

– «Мы канат потянем вверх,
Младший брат Султан-Ахмед,
Если ты уступишь нам
И красавицу твою.

Выращенную в дому,
Словно ястреб на руке,
Словно гордый молодой
Жеребенок на лужке!»