«такие интересные закаты…»
такие интересные закаты
изображает нам воображенье
что будь в них чистой правды хоть на четверть
мы жили бы практически в раю
а эти звезды так в средневековье
расписывали купола в россии
и кто-нибудь коварно подсмотрел
в нас норовят посеять убежденье
что гребни гор тверды и достоверны
а бабочки и эти как их птицы
вообще зашкаливают перегиб
когда я тоже молод был и жив
я полагал что факты существуют
и различал свет истины во всем
в чиновниках ручьях олимпиадах
по алгебре и в этих как бишь их
доверчиво выслушивал признанья
в любви и признавался в ней в ответ
так жаль что слишком редко признавался
потом припадок разочарованья
умерил мой картезианский раж
поверите здесь никого не встретишь
из прежних тех кто раньше были вы
есть сильный шанс что я вообще один
сидел всю жизнь и рисовал закаты
изобретал себе обмен веществ
врубая некоторые нейроны
в пустую вечность тыкался лаская
притворной музыкой притворный слух
но разве птицы могут быть неправдой
тут богом надо быть а я никто
«давайте взахлеб забывать имена зверей…»
давайте взахлеб забывать имена зверей
с камней и деревьев названья смывать резвей
что нужды жевать этот жмых если слово ложь
ума не прибавит что каждый бубнит свое
похоже и тютчев федор считает тож
а ну-ка забудем слова и забьем на все
начнете по списку вычеркивать имена
из первых оставьте без имени и меня
когда по этапу адам покидал свой сад
семь тысяч тому или около лет назад
он следовал слепо чему надоумил бог
с герлфрендом о глупостях без толку говоря
объекты из сучьев шипов животов и ног
назвал как ударило в тыкву от фонаря
большой полосатый с хвостом называем раз
и два неказистый подземный почти без глаз
отныне предметных смотреть избегаю снов
тем крепче люблю для чего не осталось слов
пощупаю теплое липкое тотчас съем
цветное озвучено где там твое кино
и жуткая даже из сумерек в гости всем
забудь ее имя тогда не умрет никто
живи же никто и блуждай в лесах налегке
большой неказистый подземный с хвостом в руке
have you paid any heed lately to the wind blowing forever
the inherited one the lifelong gale we carry about ourselves
inscrutable like gravity so deceptively smooth ever so even
the only way to discern it is to observe how gently inclined
is our walking posture against the trees and the rain
or if you would bother to carry around a plumb line in your
teeth
it always turns contrary whichever direction you pick
and lately it has been getting much stronger much stronger
now it is tearing apart the traveler’s sturdiest cloak
and the eyeballs are getting hammered deep into the scull
so we kiss our dear departed good-bye with a lipless abrasion
what with the last flesh already blown away off the bone
замечал ты в последнее время этот ветер веющий вечно
наше наследство пожизненный бриз который носим
с собой
непроглядный как тяжесть обманчиво мягкий весь
ровный
различимый лишь если заметить как слегка наклонна
наша походка по отношению к деревьям или дождю
или если примешься носить в зубах свинцовый отвес
он всегда остается встречным куда ни повернись
а последнее время он все сильнее все сильнее
он нынче рвет в клочья прочный плащ странника
и словно молотком заколачивает глаза в череп
прощаясь мы целуем наших ушедших с безгубым лязгом
потому что с кости уже снесло последнюю плоть
«если прямо спросить у зеркала что мы имели…»
если прямо спросить у зеркала что мы имели
в этом ебаном детстве от силы припомнится лишь
весь картофель в костре да кино про подвиг емели
на второй мировой как велела гефильте фиш
а когда умирал навзрыд в своем мавзолее
ким ир сен или кто там у них умирал тогда
на заре загорались у взрослых глаза розовее
и друг друга от скорби рвала на куски толпа
чтобы чаще от страсти трясло трепеща прыщами
будоражила нервы шульженко но громче всего
из котлетного чада радиоточки трещали
про даяна моше и карибский мол кризис его
вспоминал о нездешнем один робертино лорети
все чего возлежа возжелали на пляже тела
вот такое нам родина детство спроворила дети
вот волшебница участь куда ты нас всех родила
возвращусь я на родину выйду на быструю речку
где сплавлял пастернак знаменито на баржах плоты
пусть как в детстве опять робертино споет про утечку
наших пляжных мозгов про усушку всеобщей плотвы
озирать эти нети убогие эти овины
что за притча овин пусть губами коснется виска
вся красавица жизнь но без тухлой своей половины
где поет робертино и харкает жиром треска
ей теперь прощено и ни слова упрека при этом
потому что последние врозь на причале стоим
ненаглядные все кто с авоськами кто с диабетом
и даян на баяне с прощаньем славянки своим
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу