Евгений Плужник - Ой упало солнце - Из украинской поэзии 20–30-х годов

Беспомощно веки на очи падут,—
Сухие к рукам моим губы…
А вижу —
В крови нескончаемый путь…
И трупы!
И трупы…

— Матуся! А кто мне глаза подменил? —
Глаза свои прячет…
И сразу к окну, к запустению нив —
И плачет…

Далекая новь! Окровавленный миг
Какою пшеницей засеешь?
…Ой, мама! Почто это сердце щемит,
Его даже ты не согреешь!

Там, где полегли они за волю,
Бураки теперь для сахзавода.
И довольно слез. Довольно боли.
Дням другим — красивая погода.

Кончено. Заметано. Ни слова.
Спите, коль усталость одолела!
…Тяпка землю раздвигает снова,
А земля с устатку посерела.

Разминулся со мною сон.
Время шлюх, галифе и героев…
Кто лег в сквере под сей газон
Перегноем?

Верно, думал: настанет час…
Выше, белые гречи!
Что ж! Шинелька его как раз
И на другие плечи.

Только новый хлястик пришей
И мечтай себе в мире сущем…
Эй!
В грядущем!

Папирос кому! Папиросы!
Шлеп да ляп! по луже. Коробок в руках.
Ну а кто не вовсе босый —
Те на рысаках!

На углу, вот тут, впервые
Пролилась за волю кровь…
Запасайте, дорогие,
Хлеба и дров!

Бились, словно львы, матросы!
С ними мой отец!
А нынче — без руки…
Папирос кому! Папиросы!
Спички-сирники…

Вновь на страницы тень ложится,
Воруя буквы у очей…
Как незаметно вечер длится,
Склонясь над головой моей!

Я обопрусь о дверь в молчанье,
А там, где город, — степь сквозит…
Печальное воспоминанье
В червленых венах кровь теснит.

Промерзлый путь… Летят тачанки…
И вот душа малым-мала!
А на снегу из чьей-то ранки
Кровь узорочье заплела.

Молчите, грезы и страницы!
Я сущей болью догорел!
…Вновь за окном дома-гробницы
И мертвый отблеск фонарей…

Сдается, недород не за горой:
Земля без снега, а морозец ломит.
Бледнеет слой
На окоеме.

Вечеря тянется — скучна она!
И слов, и пищи — понемножку!
А иногда, сдается, не одна
Рука ко рту несет пустую ложку…

Старик молчит. Не хватит, что ли, слова?
А мысли… мысли все давно вразброд!
Зимою пала пегая корова,
Теперь мякину город отберет!

Туман стеною. Загудит в лицо
Злой ветер и коням растреплет гривы,
И засквозит вдруг рыжее кольцо
Там, где нырнуло солнце в сумрак сивый.

Вновь моросит. Кожух дождем набряк,
В сон низко клонит отворот кожуха.
Но кони в гору не идут никак —
Тяжелая дорога так разбухла!

Слезаю с воза и одним плечом
Толкаю сзади — ну же, вороные!
Не разберешь, что по лицу течет,
Горячий пот иль капли дождевые…

Что за безлюдье! Слышу голоса…
Нет, это стонет под ногами глина…
А если впрямь она такая вся —
Влюбленная в электростолб краина?

Я вновь на хуторе. Шумят, как шелк, гаи,
Все усыпляя во дворе и в хате…
И кажется — додуманы твои
Все думки, и играть стихами хватит!

Ну разве что одну вписать в альбом
Без лишних слов и даты, ибо
Стиху и хутору — обоим
Пришла погибель.

Мужик, близ леса скашивая жито,
Об желтый череп косу зазубрил…
Чья и за что была тут жизнь убита,
Кто, за кого тут голову сложил,
Ему едино…
Тут, на месте боя,
Родится жито тучное, а то,
Что землю сдобрил человек собою,—
Ничто…
Косарь поник над вещью дорогою,
Своей косой, что череп пощербил,
И, череп тот отбросивши ногою,
— Поразбросало вас, — проговорил.

Нежна сухая линия плеча,
Твоих локтей — по-детски острых,
А уж не раз тайком я замечал:
Глаз интерес, и страх, и слезы
Взрываются вдруг вызовом, и смех
Слетает с уст…
О девушка, ты — женщина!

Ах, флейты голос над рекою —
И синий день, и даль, и ты!
Легко со светлою такою,
Как голос флейты над рекою,
Плыть наугад на зов мечты.