Демьян Бедный - Том 4. Стихотворения 1930-1940

Добрый дядя страдальчески морщит лицо
Перед явными фактами, пред протоколом:
«Бож-же мой, это честный наш мельник – злодей
И Леонтьев ворует? Мне слушать вас нудно.
Самых дельных и самых честнейших людей
Опорочить так не трудно».

«Ты б Артемова, дядя, послушал хоть раз,
Как он злобно вступает с рабочими в прения.
Подкулачник он злостный, из темных пролаз.
Засорен наш колхоз».
                   «Я, чай, сам не без глаз.
Никакого не вижу у нас засорения!»

В результате – в совхозе на стенках приказ
От 25-го мая:
«Принимая
Во внимание… вследствие…
С соболями случилося бедствие:
Внезапно погибло от желудочных схваток
Плодовитейших, самых отборнейших маток…
До выясненья причин
Объявить карантин».

Было вскрытием удостоверено,
Что какой-то подлец злономеренно
Лучших маток по выбору перетравил,
Что вредительство это прямое,
Что не новость в совхозе такие дела:
В ноябре, в ночь как раз на седьмое,
Уж попытка такая была
В отделении тож соболином:
Лютей злобой к советскому строю горя,
Кто-то «в честь Октября»
Соболям дал еды, начиненной стрихнином.
Враг не спал. Он орудовал ночью в тиши.

Днем – седьмого – директор добрейшей души
Выступал на трибуне, ну, как! Замечательно!
«Мы врагов – вообще – сокрушим окончательно!
В этот день – вообще – мы, рабочий народ…
Да здравствует наш!..»
                    Голосил, пяля рот,
А про случай ночной ни словечка.
Осечка.
Потому – «доброта».
Как узнать, кто «работал» в совхозе подспудно?
Может быть, личность эта, а может, и та.
«Очернить человека не трудно».

Я ж Макарову розы в венок не вплету.
Говоря откровенно, какая тут роза:
Полетел он – да как полетел! – из совхоза
     За «доброту»!!

Смерть. С ней мирится ум, но сердце не
                    мирится,
   Болезненно сжимаясь каждый раз.
Не верится, что нет бойца, что он – угас:
Улыбкою лицо его не озарится,
Морщинки ласково не набегут у глаз.

Внезапным натиском смертельного недуга
Боец сражен. Поникла голова.
…Последний путь. Прощальные слова.
С останками испытанного друга
   Простилась скорбная Москва.

Прощай, Барбюс! Ты – мертв. Но образ
              твой – он вечен,
Как вечно то, чему так честно ты служил.
На родине своей ты будешь встречен
Железным строем тех, чьей славой ты
                    отмечен,
Чьей героической борьбой дышал и жил.

Нас разлучат с тобой леса, долины, реки,
Но ты для нас в краю своем родном
С друзьями нашими останешься навеки
    Живым и творческим звеном .

Хотя писал я правду-матку,
Все ж привлекал порой угадку,
И опыт жизни, и чутье,
Когда отрывками, враскладку,
Вносилось медленно в тетрадку
Повествование мое.
Оно писалося заочно,
Не беспорочно в том, ином,
Оно в подробностях не точно,
Но очень точно в основном.

За сретеньем через неделю
Сын у Лукерьи родился.
Мать просияла сразу вся.
Была пьяна она без хмелю.
Сказал ей как-то муж, Егор:
«Ты до каких же это пор
Все подносить мне будешь дочек?»
И вот другой уж разговор –
Муж вышел весело во двор
И крикнул свекру: «Тять! Сыночек!»
У свекра, дедушки Луки,
Тепло по телу до онучек,
Во рту запрыгали пеньки, –
Детишек любят старики.
Лука обрадовался: «Внучек!»
Что дальше? Поп и кумовья.
«Чей?» – справясь кратко о младенце,
Сгреб деловито поп Илья
Полтину, хлеб и полотенце –
Дар для духовного отца.
«Ну, как же нам наречь мальца,
Чтоб не висело имя гирей?..
Февраль… Десятое число…
Кто в святцах значится?.. Порфирий!»
Порфирию не повезло:
Кум от Порфирия отрекся.
     «Хар-лам-пий…»
И Харлампий спекся:
Был забракован он кумой.
Как наиболее удобный,
Был признан Прохор преподобный.
Вернулись крестные домой.
Стряхнув с себя в сенях порошу
(Ведь дело было-то зимой),
В избушке матери самой,
Лукерье то-бишь, сдали ношу:
«Вот принимай сыночка, Прошу!»

Так в книгу жизни без чинов
(Не в них крестьянская основа)
Был вписан Прохор Иванов ,
Сынок Егора Иванова
И внучек дедушки Луки.
«Ну, дедка, водку волоки!»
Стол застучал веселым стуком.
Обсели водку мужики.
Закуски всей – капуста с луком.
«Егор, с сынком!»
     «Хрен старый, с внуком!»
«Пошли господь ему деньки
Покраше наших!»
     «Дай-то, боже!»
«Егор, за Прошку по второй!»
«Лукерья, что ж ты? Выпей тоже!
Сынок-то выдался – геро-о-ой!»
В год первый нынешнего века
(Для хронологии строка)
Так жизнь встречала человека,
Точней – мужицкого сынка.
Согласно прежним родословным
Был человеком он условным
Иль, выражаясь языком,
У всех господ тогда обычным,
В мальцах звался он тем «щенком»,
Что, взросши, станет горемычным,
Забитым «серым мужиком».
Итак, в деревне Камышевой,
Включенной в Жиздринский уезд,
Прилиты водкою дешевой
Рожденье Прошино и крест.
Над этой важной пьяной вехой
Качать ли скорбно головой?
Хмель был единственной утехой
Крестьянской жизни горевой.
Все нахлесталися, понятно.
В избушке стало неопрятно.
Под стол – сказать им не в укор –
Свалился дед, за ним – Егор.
Кума и кум – она «под мухой»,
Он распьяным-пьяным-пьяно,
Икая на версту сивухой,
Поволоклись домой давно.
Уж ночь зловещею старухой
Глядела в мутное окно.
Раскинув тонкие ручонки,
Сморив себя в дневной возне,
На печке спали две девчонки
И братца видели во сне.
Лукерья – кто ж ее осудит!
Порыв такой незаглушим –
Гадала: «Сын!.. Какой он будет,
Когда он вырастет большим?»
Воспеты русские просторы,
Но в них тонул… крестьянский вой.
Есть деревушка под Москвой
Со старой кличкою – Раздоры .
Не кличка это, а печать,
Клеймо враждебности отпетой.
Могли б мы прежде кличкой этой
Все деревушки величать.
Раздоры, вечные раздоры,
Неумолкаемые споры
Из-за лоскутных дележей,
Картины мрачные разлада
Старосемейного уклада,
Когда у братьев, жен, мужей,
Отцов, детей мозги мутило
И при разделах доходило
До потасовок и ножей.
Брат старший разорял меньшого,
Меньшой – палил его дотла.
Как все деревни, Камышева
Полна раздорами была.
Егор недавно был солдатом.
Вернувшись, не был принят братом.
Кондрат Егора отделил,
А заодно – без долгой речи –
Как добрый сын, еще свалил
Отца, Луку, ему на плечи.
Лишь в глупых выдумках слыла
Деревня дружной и единой.
Егор с Кондратом пуповиной
Был связан кровной, родила
Их мать одна. (Звалась Ариной.)
И что же? Ненависть была
Взаимно-братская – звериной.
Двух братьев трудно примирить.
Что ж про соседей говорить!