Федор Сологуб - Том 7. Стихотворения

И что здесь меня потревожит?
Жестокие раны горят,
А время их муки умножит, –
Мне ваша ограда поможет
И муки меня закалят.

Замкнитесь же, тихие стены,
Спасите, спасите меня
От вечной, коварной измены,
От тусклого, скудного дня.

Темнеет лес вокруг, угрюмо-безответный.
Печальный голос мой молчаньем заглушён.
Бреду лесной тропой, едва-едва заметной,
И мрак ползёт ко мне, ползёт со всех сторон.
Тихонько я бреду, – моей мечте заветной
Ещё я верен всё, ещё гоню я сон,
Мечтою сладостной и, верю я, не тщетной
И очарован я, и сладко опьянён.

Дыши тоской и злом, и чудища седые
Суровый, злобный лес, воздвигни на меня,
Ропщи и угрожай, шепчи мне речи злые, –
Я всё иду вперёд, томлений не кляня,
Как верный пилигрим, к вратам Ерусалима, –
И я пройду, о лес, пройду бесстрашно мимо!

В тёмный час тоска меня томила,
В тёмный час я пропил слёз немало,
  Но не смерть меня страшила,
  Не могила ужасала.

Я о жизни думал боязливо,
Я от жизни в тёмный час таился,
  Звал я смертный час тоскливо,
  О могиле я молился.

По земному по всему раздолью,
По земному лику – скорбь да горе.
  Но не вверюсь своеволью, –
  Приберёшь меня Ты вскоре.

Не страстные томления,
Не юный жар в крови, –
Блаженны озарения
И радости любви.

Вовеки неизменная
В величии чудес,
Любовь, любовь блаженная,
Сходящая с небес!

Она не разгорается
В губительный пожар, –
Вовек не изменяется
Любви небесный дар.

Любить любовью малою
Нельзя, – любовь одна:
Не может быть усталою
И слабою она.

Нельзя любовью жаркою
И многою любить:
Чрезмерною и яркою
Любовь не может быть.

Её ли смерить мерою,
И ей ли цель сказать!
Возможно только верою
Блаженную встречать.

Вовеки неизменная
В величии чудес,
Любовь, любовь блаженная,
Сходящая с небес!

  Не могу собрать,
  Не могу связать, –

Или руки бессильны?
Или стебли тонки?
Как тропы мои пыльны!
Как слова не звонки!

  И чего искать?
  И куда идти?
  Не могу понять,
  Не могу найти.

Я иду от дома к дому,
Я у всех стучусь дверей,
Братья, страннику больному,
Отворите мне скорей.

Я устал блуждать без крова,
В ночь холодную дрожать
И тоску пережитого
Только ветру поверять.

Не держите у порога,
Отворите кто-нибудь,
Дайте, дайте хоть немного
От скитаний отдохнуть.

Знаю песен я немало, –
Я всю ночь готов не спать.
Нe корите, что устало
Будет голос мой звучать.

Но калитки не отворят
Для певца ни у кого.
Только ветры воем вторят
Тихим жалобам его.

Под кустами
Снег лежит,
Весь истаял,
И сквозит.

Вот подснежник
Под ольхой, –
Он в одежде
Голубой.

Для чего ж он
Так спешит?
Что тревожит?
Что томит?

В изукрашенном покое
  Веселятся дети,
И за ними смотрят двое,
  И не дремлет третий.

Первый – добрый: улыбнётся, –
  Засмеются дети,
Много игр у них начнётся, –
  И спокоен третий.

Злой второй: он только глянет, –
  Подерутся дети,
Сильный слабого тиранит, –
  И приходит третий.

Он колотит без разбора,
  Присмиреют дети,
И к себе уходит скоро.
  Но не дремлет третий.

Невозмутимая от века,
Дремала серая скала,
Но под рукой у человека
Она внезапно ожила:
Лишь только посох Моисеев
К ней повелительно приник,
К ногам усталых иудеев
Из камня прядает родник.

Душа моя, и ты коснела,
Как аравийская скала,
И так же радостно и смело
В одно мгновенье ожила:
Едва коснулся жезл разящий,
И гневный зов тебя достиг,
Как песней сладостно-звенящей
Ты разрешилась в тот же миг.

Узкие, мглистые дали.
Камни везде и дома.
Как мне уйти от печали?
Город мне – точно тюрьма.