Константин Бальмонт - Том 3. Стихотворения

И я, что знал весь пыл размаха,
И я, проникший в тайны стран,
Я, без упрека и без страха,
Я – призрак дней, а мир – туман.

Не надо мне индийских пагод,
Не надо больше пирамид.
Созвездье круглых красных ягод
На остролисте мне горит.

Была весна. Сгорело лето.
И шепчут сны. Прядется тьма.
Но есть еще свирель поэта.
Со мной жива – и смерть сама.

Мы говорим, но мы не знаем,
Что есть воистину любовь.
Но если ты овеян раем,
Свое блаженство славословь.

И если взят ты поцелуем,
Что вот поет в твоей мечте,
Ликуй, – мы все светло ликуем,
Скользя на призрачной черте.

И та черта вдвойне прекрасна,
Затем, что тает, чуть представ.
Весна – пожар, душа – всевластна,
Красивы зори в море трав.

Помню я, в моей счастливой детской
Пела птичка, не синичка, канареечка.
Я простой мальчонка был, не светский,
Был зверенком, – у зверенка есть лазеечка.

Я смотрел на луч на половице,
Как в окне он по-иному паутинится,
Как лампадка теплится в божнице,
Как в углу ручной мой еж лежит, щетинится.

Целый мир мне – малая кроватка,
Я зажмурюсь – свет в глазах играет красками,
Пляшут искры, все во мне загадка,
Каждый шорох шепчет тайну, манит сказками.

Там в саду жужжать не перестанут,
Точно струны, шмель тяжелый, пчелы с осами.
В кладезь вечный миги эти канут,
Месяц страсти встанет красный над утесами.

Правят миром страшные Старухи,
И давно уж не звенит мне канареечка.
Но любил я так – как любят духи,
Ах ты, птичка-солнцеличка, златофеечка!

Тринадцать лет! Тринадцать лет!
  Ужели это много?
Звучит напев, играет свет.
Узнать любовь в тринадцать лет!
  Скажите, ради бога.

Тринадцать лет! Тринадцать лет!
  Ужели это мало?
Ведь вдвое – жизнь, когда – поэт,
И вдвое – мысль, и вдвое – свет,
  И пенье крови – ало.

Товарищ раз пришел хмельной,
  И не один, а с нею.
Ее оставил он со мной,
Уйдя, зажег весну весной,
  И вот я пламенею.

Но кто ж та странная была,
  Кого я обнял сладко?
Она была, как мысль, светла,
Хоть прямо с улицы пришла,
  Гулящая солдатка.

Но вот, хоть мной утрачен счет
  Всех дрогнувших со мною,
Все ж стих мой верный воспоет
Того, с кем первый пил я мед,
  Кто дал припасть мне к зною.

О, страх и сладость – вдруг упасть
  С горы крутой, робея!
Восторг – впервые ведать страсть,
И цельным быть, и быть как часть,
  Тесней, еще теснее!

Достоин любящий – венца,
  И волен соколенок.
И с нежной бледностью лица
Она шептала без конца:
  «Мой милый! Мой миленок!»

Тринадцать лет! Тринадцать лет!
  Мы в это время дети.
Но вот, чтоб ведать этот свет,
Готов я встретить пытку бед
  Тринадцати столетий!

  Я узнал твой тонкий очерк в дни пленительные, –
Дни июня, мгла расцвета нежной рощи и сердец, –
  В наши северные сумерки медлительные
Я любил тебя, был юный, обожал и был певец.

  Кем была ты, чем была ты, чаровательница?
Тонкой девушкой невинной и блудницею ночей?
  Что ты пела? Что ты смела, пламедательница?
Поцелуй в твоем был взоре, поцелуй горячий, чей?

  Вешний лес, еще застывший, жив подснежниками,
Снег растает, с днища прахов пламя выбросит цветы.
  Нам судьба в любви велела быть мятежниками.
Где бы ты мне ни явилась, счастье можешь дать лишь ты.

  Я издревле плавал в безднах за сокровищами,
Уплывавшими в мечтанье, в посмеянье кораблю.
  Слава, смелый, путь избравший – быть с чудовищами!
Слава тайне всех созвездий! Слава той, кого люблю!

Лишь между скал живет орел свободный,
Он должен быть свиреп и одинок.
Но почему ревнивец благородный
Убил любовь, чтоб, сократив свой срок,
Явивши миру лик страстей и стона,
Ножом убить себя? О, Дездемона!
Пусть мне о том расскажет стебелек.

A если нет, – пускай расскажет Этна!
Падет в солому искра незаметно,
Рубином заиграет огонек,
Сгорят дома, пылает вся столица,
Что строил миллион прилежных рук,
И, в зареве, все – шабаш, рдяны лица,
Тысячелетье – лишь напрасный звук,
Строительство людей – лишь тень, зарница.
Есть в Книге Книг заветная страница,
Прочти, – стрела поет, ты взял свой лук.