Константин Бальмонт - Том 3. Стихотворения

Витязь встанет, Витязь глянет, и еще за ночью ночь.
Сердце, слушай зовы света, и Судьбу свою пророчь.
Бури страшны – лишь для страха. Веря в звезды – дышет грудь.
Орионом, Орионом, Орионом явлен путь.

Дальний Сириус дрожью объят, колыбелится, тянется свет.
Это – сказ, это – звук, это – сон, перекатная зыбь перезвона.
И как ровно горит перед ним, начертанье высоких побед,
Троезвездный размеренный звон, ослепительный систр Ориона.

С каждой ночью все направо содвигался Орион,
Каждой ночью был к иному звездным пеньем дух взнесен,
И в нежданный час однажды, над разбегом корабля,
Расцветился знак желанный, чьим огнем жива Земля.

Он земным владеет кругом, четырем велит ветрам,
В первый миг он нас встречает, в смертный час он светит нам,
В разных ликах засвечаясь, был надеждой разных мест,
В Южном море он взнесенно воссиял как Южный Крест.

Луна взошла за Океаном
И светом нежит нас медвяным.
Корабль дрожит над мглой валов,
Ковчег вечерний, улей снов.

По вскипам зыбкого агата
Скользит мерцающее злато.
И я лечу, мечтой ночной,
Пчела-виденье, в Край родной.

Когда б тебя, с кем слит я в тайной цельности,
Мог каждый миг я – взор во взор – встречать,
Сверкали б мы в лазурной беспредельности,
Скрепив судьбу, как звездная печать.

И были б мы в причастии горения,
Вгнезденные в созвездие одно,
Дабы светить всем тем, чей путь – борение,
В ночных степях, где глухо и темно.

Когда б с тобой, с кем часто я в разлучности,
Мой рок меня светло сковал навек,
Звучали б мы псалмом вселенской звучности,
И пили б все от светловодных рек.

Все ж мнится мне, что, если здесь в мгновении
Так часто мы с тобой разлучены,
Двойной звездой, в грядущем вознесении,
Мы бросим в мир немеркнущие сны.

Только ты меня можешь вести по путям,
  Где горячая молния – там.
Только ты мне отрада и правый мой суд,
  Если обруч я выкую – тут.

Лишь одна есть рука, и в ночи, и средь дня,
  Для горячего в беге – коня.
Лишь один есть стрелец, что умеет в мету
  Без ошибки попасть – на лету.

Лишь с тобой мой полет чрез простор темноты,
  Хоть за край если в пропасти – ты.
И с хоругвью в ветрах, за тобой я лечу,
  Гром готовится встретить нас – чу!

Я раскрыл лебединые крылья,
И коснулся крылами зари,
И легко, высоко, без усилья,
Возлетел. Мой размах повтори.

Если хочешь лететь легковольно,
Там, где звезды подобны ручью,
Ты пойми и почувствуй безбольно
Лебединую песню мою.

У лети от родного затона,
От знакомых родных ступеней,
Убаюкай дрожание стона,
Будет песня полней и звучней.

Искупаешься в Солнце безвестном,
Обвенчаешься с Новой Луной,
И к пределам желанным, хоть тесным,
Прилетишь с полнопевной весной.

Из пустынь, что лазурно-высоки,
Упадешь белоснежно к гнезду,
И качнешь ты родные осоки,
Закачаешь на влаге звезду.

К тебе я в грозах прилетал,
Тебя дождями я кропил,
С тобою светлый пил бокал,
И слушал тихий звон кадил,
Тебя я в лунный ввел опал,
И быстрой молнией светил.

И если будет мне дано
Продлить земную череду,
И если в яркое звено
Я вброшу вновь и вновь звезду,
Томись и жди, раскрыв окно,
Я снова с молнией приду.

Я вброшен в мир неведомой Судьбою,
И с вихрями зиждительными свит,
Я должен мчаться бездной голубою,
Одетою ночами в аксамит.

Я должен быть светильником летящим,
Прорезать мрак алмазною слезой,
Быть светляком глубинностям и чашам,
Игрой зарниц загрезить за грозой.

Струною петь о таинстве стремленья,
Зачать, качать протяжный перезвон,
В зеркальность дней пролить волну продленья,
Создав напев, лелеять зыбкий сон.

Но был бы я безмерно одиноким,
Когда б в ночах, с их мглою голубой,
Я не был слит с виденьем звездооким,
И не горел тебе, в себе, тобой.

Напевы рун звучат – но лишь для взора,
В узорах звезд, в которых высота
Сложила гимны огненного хора
Под верховенством Южного Креста.