Николай Векшин - Стишки и в шутку и всерьез

Алел восток, дрожал зелёный лес.
Шалун поэт сказал «прилёт желан».
Стремглав, услышав это, юркий бес,
Кряхтя, умчался сквозь густой туман.

Уж никто не вернет нам
Ни зиму, ни лето.
Хочет славы поэт.
Осень! Пора жарить котлеты.

Я себя воскрешу стихами
Про звезду, про звезду, про Луну.
Я от мозга костей с потрохами
Весь Амуром мажорным горю.

Амариллис зашифрован на латыни.
Между строк произрастает беладонна.
Захлестнули чувства грудями постели.
И послала к чёрту мужа примадонна.

Звездопады и свечи
Полыхнули в стишке.
Распахнулося небо
Среди танцев вообще.

Камень-камень-камень
Смотрит-смотрит косо.
Те-те-рев, шагая,
Лакомится просом.
В м-м-глу руины
Ж-ж-ждут впустую.
Маятник старинный
Спит в углу вглу-х…ю.

Сижу я в неглиже на подоконнике.
Кудрявлю стих. Вокруг снуют поклонники.
Мне ни к чему ни трусики, ни треники.
Не баба я и не варю вареники.

Откусивши от крайней плоти,
Звук родной на губах раздался.
Словно выстрел из подворотни,
Недоклеванным стих остался.

Маруся заплачет, прочтя этот стих.
К нам Гитлер с Батыем вернулся!
Икотою суффиксов символа чих
На русский язык замахнулся.

Да, в Вас умерла Цветаева,
Погибла Анна Ахматова,
Пропала совсем Ахмадулина.
Страдалица! Кто ж виноватая!?

В голове пустота с перепоя.
Крыша сорвана мантрой в ночи.
И, стегая коней под собою,
Средь рыдающих луж мы молчим.

Я тебя размалюю красками,
Среди радуг малюя радугу.
А из кисточек возьму кисточку.
Застрелю тебя – глазом наглухо.

Поёт в колесах смутный перестук.
Поэт гундит про «вечную весну».
Заветной лирой Пушкина, мой друг,
Не надо портить стих и тишину.

Рухнул под мачо диванчик ужасно скрипучий.
Грохнулись оба они на меня нежеланно.
Всё бы могло тут окончиться чуточку лучше,
Если бы сексом мы занялись в кухне иль ванной.

Бутафорию чувств лучше жечь не в огне,
А горниле плавильной для стали,
Средь непознанных игр рикошетом во мгле,
Чтобы птицы назад прилетали.

Шипело стадо и бросалось грязью
В свою паршивую, но гордую овцу.
Баран резвился перед коновязью.
Слеза овцы стекала по лицу.

Закричала вечность скорбно в декабре.
Крикнувши, залаял пламень в серебре.
Гордо поскользнувшись, забыв ав в искре,
Раздиралась вечность прям на Сти-хере.

Рунет преумножен. И вспомнен предстатель.
И, горние строчки могуче открыв,
Прославился гимна поэт и создатель,
Свой пыл на Рунете, как в битве, сложив.

Освежевались, взопрели строчки.
Бегом от них бегунки сбежали.
Чем меньше смысла в дырявой бочке,
Тем больше видится содержание.

Налепил нелепый лепарь
Много масок среди грима.
В горле тень его застряла,
Языка лишившись мигом.

Стучат часы по сердцу льдом.
В бокале льдинки. За окном
Плеснула льдинка. Я не пьян!
Но почему ж в стихах туман?

Протяни мне свою ладошку.
Я прославлю ее нетленкой.
Пропадет почему-то голос,
Коль увижу твои коленки.

Снова осень накрылась багрянцем,
Птицы к югу привычно летят,
Небо в тучах, природа в убранстве…
А поэты, как прежде, в слезах!

Растворилась она синей птицей
Под лучом золотистым в судьбе.
Он сказал: «Чтобы так раствориться
И на крыльях ресниц поселиться,
Надо крылья отрезать себе».

Я любовь дарил царевне,
Я ее вообще любил.
И стихи дарил, поверьте.
Всё потратил – разозлил.

Прибежал Колобок, хотя был он без ног,
Ариаднина нить оборвалась.
А над нитью висит хала-хупный крючок.
Шелкопряд молью съеден. Вот жалость!

Как умирают стихи при рождении?
Они ведь жданные и желаются !
Да очень просто: когда бредом стихоплетения
Тени дерев и слезинки трав среди птенчиков завиваются.