Николай Векшин - Стишки и в шутку и всерьез

Сжал в кулак свою душу российский пиит,
По колдобинам мчась с тошнотой на скрипящем автобусе.
Он про небо, дорогу и поле избитый мотив
Напевал непочато и млечно, почти что в два голоса.

Трясся он на голодный желудок, в сермяжной тоске,
Плакал так, что в проталинах прятались пьяные.
Струны рвал у гитары в туманной и черной тоске,
В «кошки-мышки» играл он судьбою и тряской поганою.

День размок. Ветер в ы лизал тающий снег.
И дворняга завыла тоскливо в движении воздуха.
Доигрался поэт: весь запас из словес винегрет
Он оставил на веки на дне и сиденьях автобуса.

Давай не будем быть небрежны
К заглавным буквам, запятым.
И станем бережны и нежны
К словам со смыслом непростым.

Давай словесные изыски
Держать в кармане про запас.
Слова ведь это не сосиски,
Они не насыщают нас.

Давай не прыгать по паркету,
Как воробей или блоха.
Не будем рифмовать куплеты,
Суя каблук меж «раз и два».

Давай не станем делать виды
Своим бессмысленным стихом.
Поэты – суть не инвалиды,
Жующие беззубым ртом!

Любовь мне много лет уже знакома
И с сексом я не первый год совсем на «ты».
Но «голый секс» пускай живет в дурдоме
Иль в Доме-2, где г о ловы пусты.

Всё случайно в этом мире,
В лотерее и «стихире».
Если ты купил билет,
Будет выигрыш иль нет?
Чтобы «Лувр» зарифмовать,
Можно слово «Кремль» взять.
Если ж взять слова другие
(«Жанна Дарк», «звезда», «Россия»),
То из слов из разных этих
Будут разные куплеты.
Поцелуями зачатья
Порождают разных братьев.
Если девочка родится,
То никто не удивится.
Если карты тасовать,
Можно в покер поиграть.
Когда яблоко свалилось,
Мысль Ньютона зародилась.
Пало б яблоко в сирень,
Получилась б дребедень.
Если б рухнул Колизей,
Я б отправился в музей.
Вот Онегин и Толстой:
Первый – франт, второй – босой.
Что роднит обоих их?
Мой случайный этот стих.
Вывод сделаю теперь:
Всё случайно! Даже смерть.

Держись за жизнь, сыночек дорогой!
Не покоряйся мелким неудачам.
Да и на крупные наплюй, друг мой.
Ведь жизнь нельзя прожить никак иначе.

Держись за жизнь, не хнычь и не скули.
Ведь ты мужчина, не слюнтяй сопливый.
Не лодырничай, тупо не дури.
Будь сильный, гордый, смелый и счастливый.

Держись за жизнь, как держатся в седле
Лихие на конях кавалеристы.
Жми напролом. И рыскай в глубине.
Будь неподкупным, искренним и чистым.

Зачем? Затем, чтоб бился жизни пульс.
Чтоб радость в душу солнышком входила.
Чтобы отец сказал: «Тобой горжусь!».
Чтоб жизнь тебя взаимно полюбила.

…А ты, бескрылый разгильдяй,
Живи и помни:
Не нужно так рубить с плеча —
Кому-то больно…

Зачем ты ранила меня
Кинжалом мерзких порицаний,
Кричала, вышла из себя,
Терзала (в ярости нирване)?

Ведь я совсем не барабан.
Не надо бить меня ногами.
Жена – судья, которой дан
Кредит для воплей и стенаний.

Жена не женщина. – Палач!
Я ей живым теперь не дамся.
И оглушительный мой плач
В слезах рыданья не кончался.

Огромная муха влетела,
Пристроилась под потолком.
Мы кваса хлебнули пол-литра,
И муха вдруг стала слоном.
Скрижали у нас заржавели,
Партком ни черта не помог.
А слон зацепился за люстру.
И рухнул на нас потолок!

Не раз встречал я зубоскалов разных,
Которые любой вопрос сведут к «хи-хи».
У них ежеминутно – ржанья праздник.
Но шутки их дешевы и плохи.

У них в мозгах – тоска и помутненье.
Но, фаршированные плоским юморком,
Они находят исключительно весь мед увеселенья
В вонючих анекдотах с матерком.