Максим Рыльский - Стихотворения и поэмы

И вот сквозь дым:
расставлены столы
Для свадьбы. Слышен говор, крики, стуки,
Запели дру́жки и сомкнули руки,
Нарядным закружилися кольцом.
Огонь свечей на юное лицо
Бросает блики, образ изменяя.
Твоя, Марина, это мать родная,
Так молода, красива и стройна?..
Идет в волненье радостном она,
А голос — полон соловьиной дрожи…
Да подождите… Нет! Да это кто же?
Сама Марина! Нет сомнений… Взгляд,
Огнем глаза глубокие горят,
Нежна ее улыбка и стыдлива…
А рядом? Кто он? «Диво иль не диво…» [122] «Диво чи не диво, пішли дівки на війну» — из песни. —
Запели дружки… Радость велика:
Вон проступает голова Марка
Сквозь синие трепещущие сети,
Сияет лик, как солнце на рассвете,
Бояре — точно звезды в небесах,
Что угасают в солнечных лучах…
Вдруг всё зловеще скрылось перед нею:
Марина затуманилась, бледнея,
Умолкли скрипки, речь оборвалась…
Ох, не Марко любимый! Щуря глаз,
Там тянется паныч окровавленный
К невесте юной, ужасом сраженной,
И жжет руки поганой белизна!..
………………………………
Шинкарка наливает. У окна
Шумит сосна. Гриць медленным движеньем
Поправил длинный ус, с большим презреньем
Всех оглядел, и вот скрипач кладет
На подоконник скрипку (в ней живет
Еще последний отзвук легкокрылый), —
И Гриць запел о том, как проучила
Голь в кабаке вельможу-богача…
Поет он гордо, словно бьет сплеча.
Гаврило подхватил. Наум в похмелье
Подтягивает… Окна зазвенели
От песни той — высоких гневных слов
Против вельмож, подпанков и панов,
С надеждою, с величием победным.
Где ж время то, что богачам последним
Последней карой грянет? И когда
Взметнет восстанья буйная вода
Вас, Грици, и Гаврилы, и Наумы?
Иль это лицемерье пьяной думы,
Тень дыма трубки, чарок звон в ушах?
Нет-нет! Железного Шевченка шаг
Вот-вот из недр пустыни донесется;
Уж там и тут огонь рассветный вьется,
Чуть видный бледный луч разлил восход.
И скоро… нет, не скоро, но придет
На землю правда в пурпуре восстанья,
И палачи с мольбой о состраданье
Возденут рук поганых белизну.

День многошумный отошел ко сну.
Вдали чуть слышен крик перепелиный,
Туманом тонким полнятся долины,
Привычный звук стал чуждым для ушей.
Спи, Генрих! Колотушки сторожей
Бьют в громкие железные клепала;
Тишь мудрая спокойно разостлала
Ковер широкий на твоих полях,
Садах, хлевах… Сомнения и страх
Откинь. К чему?.. Отец твой умирает,
Так что ж тебе? Бессмертных не бывает
На свете. Перед совестью своей
Ты чист, ты и ксендза звал, и врачей…
Теперь лишь ксендз над ним хозяин властный…
Спи, Генрих! Догорает месяц ясный,
И звезды — словно слезы из-под век.
Твоя Марина у тебя навек
Останется. В Девичьем схоронится,
Покамест сплетен шум угомонится.
А там… Нет! Прочь бесовскую гурьбу
Соблазнов… Твой отец почти в гробу!..
И память вновь узоры ткет без счета;
Вот наконец спускается дремота
На грудь.
«Кто там? Кто там перебежал
Во мраке! Эй! Кто голову прижал
К наличнику?»
Всё тишиною скрыто.
Даль шелковая звездами расшита.
Стучат трещотки бодрых сторожей…
Спи, Генрих!..

Засветилась на меже
Роса. Летит к озерам цепью длинной
Звенящий в высях выводок утиный;
Охрипший, без ума кричит дергач;
Как будто серый удлиненный мяч,
Перекатился заяц. Счастье воли
В тумане этом, в радужном раздолье,
Во вздохах нив и в тихой речи трав!
А сколько зла, болезней, мук, отрав
Запряталось под ясностью звенящей!..
В усадьбу пана с новостью томящей
Максим приехал, — только невпопад.
Заполнен двор толпою: стар и млад.
Не нужен им рассказ о похищенье
Марины; про ночное злоключенье
Несется весть, внезапна и страшна:
В постели белой, виден из окна,
Недвижимый, холодный и бесстрастный
Лежит паныч. Живой водой напрасно
Целебною рассвет его поит:
Глаза погасли, голова висит,
И там, где солнце пламень свой простерло,
Алеет перерезанное горло.
Нет, новость не одна на двор пришла:
В ту ночь из клетки мощного орла,
Что прозябал в усадьбе на поляне,
Освободили. Но куда в тумане
Рассветном полетел он, вновь могуч,
Укрылся ли меж неприступных круч,—
Никто не знает. Лишь Кондрат, бывало,
Хвативши кружку добрую сначала,
Твердил, что в Красном Куте этим днем
Ужасный птицы подняли содом,
Когда пришелец черною стрелою
Внезапно взмыл над ближнею горою
И скрылся в блеске выси голубой,
Как будто всех скликая за собой.