Максим Рыльский - Стихотворения и поэмы

Такой-то заговор вершился новый
В глухой корчме. Лишь бор гудел сосновый,
Шумела даль, чуть слышный зыбля звон…

Примите, сосны, низкий мой поклон!

Эх, облетает яблоневый цвет!
Как жаль, Марина, улетевших лет!
Приснилися, привиделись… и скрылись…
И черный страх, клыки оскалив, вылез,
Накинув панский на спину жупан…
Еще не умер Пшемысловский-пан,
Как уголь — глаз сверкает ястребиный,
Да вот осанка нежная Марины
Его сыночку сердце обожгла…
Хоть, правда, тенью перед ним легла
Глухая ночь… и выстрел среди поля…
Да пустяки! Марку такая доля,
Как видно, суждена… И то сказать:
Холоп не только вздумал убежать —
Еще грозился, бунтовщик проклятый!
Забыты и Дантоны и Мараты,
Речей в пивнушке звонкая струна
(Добавить надо: всякий раз спьяна),
И мировая скорбь уснула что-то,—
И Генрих настежь растворил ворота
Волне багровой яростных страстей…
Марина! Помнить прошлое не смей,
Грядущий день тем паче занавешен.
Совсем недавно лепестки черешен
Марку с тобою устилали путь, —
Теперь они… истлели где-нибудь,
А твой Марко… Да как забыть мгновенья
Любви, слова́ — что ветра дуновенье,
И взгляд, и звуки песни молодой,
Весь милый образ, смелый и живой,
Все дни, от первой до последней встречи?..
А тут, как панне поклонившись, речи
Заводит Кутернога без стыда:
«Что за беда? Ведь ты же молода.
Сумей пред панычем лишь отличиться —
И сможешь райской жизнью насладиться…
О ком грустишь? О кучере! Ха-ха!
А может быть, боишься ты греха?
Какой тут грех?.. Запомни, дорогая,
Ты из того же теста, что любая,
Привычку церемониться откинь,
Не ерепенься. Сказано — аминь!
Смирись, не прекословь господской воле,
Уж раз поймали перепелку в поле —
В мешок, и точка! Ясно? И не хнычь.
Пойми: тебя приметил сам паныч!
Он в городе уже, наверно, с двести
Красавиц перебрал, скажу по чести,
Да и в селе из рук не упускал,
Чуть девка побелее и поглаже…
А ты ведь — мышь… Да что! Мышонок даже!
Возьмись за ум! Послушайся меня!
Вот так похнычешь три-четыре дня
И согласишься… Эх! Пустое дело
И говорить с ней… Кукла! Покраснела!
Царевна! Королевна! Не пойму,
Зачем, господь, ты создал и к чему
Капризных баб да комаров сердитых!»

Ушел, — а рассуждений ядовитых
Тупое жало в грудь ее вошло.

Один лишь раз повеяло тепло
Марине в сердце, полное печали.
Хоть гайдуки следили, не дремали,
Казалось — нет просвета на пути,
А все-таки сумел тайком пройти,
Поговорить, хоть и за ним глядели,
Знаток вина и кухонных изделий,
Рассказчик неустанный — дед Наум.
Хоть полон сам тяжелых, жгучих дум,
Хоть все забыл он присказки смешные,
Нашел слова сердечные такие,
Каких, казалось, никогда не знал.
Не слышала Марина, что шептал
Ей старый повар, — только вспоминала…
Пред нею снова детство возникало,
II дом, и мать, и низенький порог,
Подруг на перекрестке говорок,
И всё, что снилось, было и забылось…
Всплакнула — и улыбкой озарилась.

Так позднею осеннею порой
В степи, когда холодный и косой
Струится дождь, колючий, мелкий, жуткий, —
Босая и промокшая малютка
Лицом прижмется к матери своей
И плачет, сердце разрывает ей:
Всю жизнь бродить им с нищенской сумою!
И мать обнимет ласковой рукою,
Прижмет дитя к измученной груди
И шепчет, шепчет ей, — и впереди
Как будто солнце вдруг блеснет из тучи…
А что в словах? Ну, чем они могучи?
Бессвязный, жалкий лепет невпопад.
Что в голосе, где горести дрожат?
Что в нежной ласке рук ее таится?
Так ветерок над травами промчится,
Остудит, обласкает, колыхнет —
И зелень поднимается, растет
И видит: в высоте испепеленной
Движенье тучи темной, окрыленной,
Она всё ближе — гостем дорогим
С собою жизнь приносит всем живым.

Счастлив тот мастер, кто из глыбы белой
Прекрасное творит рукой умелой
На радость людям. За окном зима
Спокойно спит, безгрешна и нема,
В лазури стынут розовые дымы, —
А мастер, светлый и неутомимый,
Чарует камень трепетом весны.
Счастливец! Человечества сыны
И дочери сквозь этот мрамор строгий
Увидят бесконечные дороги,
Ведущие к стране заветной той,
Где отгремел величественный бой,
Сады покрыли землю. Тихо воды
Объяли города и огороды,
И славный труд уверенной руки
Поля животворит и цветники…
Счастлив тот мастер, — он искусством ясным
Внушил стремленье к битве — безучастным,
Он хладнокровных стариков зажег.
Счастлив тот мастер!
О, когда б я мог,
Свои рисуя грустные картины —
Лицо убитой, плачущей Марины,
Позорные часы прошедших лет,—
Услышать голос юности в ответ,
Как светлую награду и признанье!