Аветик Исаакян - Стихотворения и поэмы

И Мирко-гусляр входит словно во сне,
Он слышит застольный прерывистый гомон.
Присев на скамью ото всех в стороне,
Глазами незрячими водит кругом он.

«Послушай, старик, — возглашает паша, —
Во прах уничтожил я Сербию вашу,
Но знаю, что песня твоя хороша,
Твой редкостный дар по заслугам уважу.

Не зря приведен ты на праздничный пир:
Прославь меня песней на вечные годы.
Пускай меня помнит и чествует мир,
Покуда есть небо, и суша, и воды».

Наградой паша соблазняет певца:
Алмазами, золотом — жизнью богатой,
Но Мирко молчит, не поднимет лица,
И зал замирает, смущеньем объятый.

«Эй, Мирко-гусляр, начинай поживей!
В свидетели я призываю аллаха:
Верну тебе всех четырех сыновей,
И вместе домой вы пойдете без страха!»

И чудится Мирко, что с ним сыновья
Домой возвращаются живы-здоровы…
Но горько молчит он, печаль затая.
На пиршестве пышном не слышно ни слова.

Разгневанно смотрит на Мирко паша,
И властью, и кровью, и яростью пьяный,
А Мирко-слепец, через силу дыша,
Молчит и темнеет, как в бурю Балканы.

«Проклятый гяур, я сказал тебе: пой!
Не то берегись — как бы ты не заплакал!
Коль будешь упрямиться, дурень слепой,
Сейчас посажу сыновей твоих на кол!»

И чудится Мирко: ведут сыновей,
На кол сажают, — и в горестной муке
Пытается гусле наладить скорей,
Но жалко дрожат непослушные руки.

Касается струн переливчатых он,
Мерещатся старому стоны страдальцев,
Но спрятался в гусле серебряный звон,
Не слушают струны немеющих пальцев.

О, как же спасти ненаглядных сынов?!
Измучилось сердце от тайных страданий,
Душа не находит угодливых слов,
И голос певца замирает в гортани.

Всё чудится: блещет кривой ятаган
Над Сербией милой, над вольною волей,
Пьют вороны кровь из бесчисленных ран,
Багряный туман поднимается с поля…

И Мирко вскочил — не стерпелось душе,
Он гусле отбросил — струна зазвенела,
Открыто, бесстрашно кричит он паше
Правдивое слово, что в сердце горело:

«Пытайте, казните, — в вас нету стыда,
Убийцы безвинных, позорище мира!..
Но помните вы, что народная лира
Не лжет никогда!»

На минарет мулла седой
Взошел по лестнице витой
И, руки приложив к ушам,
Вознес молитву небесам.

Вот о перила оперся,
Глядеть на город принялся.
«Как мал внизу весь этот люд!
Не люди — куры там снуют».

В саду полуденной порой
Ребята тешились игрой.
Кричат: «Взгляните поскорей —
На минарете воробей!»

Все знают — много зла еще на свете…
Однажды на рассвете,
Забывшись сном в тени ветвей,
Попался в лапы к Волку
Соловей.
В предчувствии ужасного конца,
От страха смертного и муки
Из горла бедного певца
Неслись совсем не сладостные звуки.
«Так вот, — воскликнул Волк, — как ты поешь!
Хрипишь, гнусавишь, как шарманщик,
Меж тем певцом прославленным слывешь…
Да ты, брат, попросту обманщик!»

Вспылил наш Соловей от этих слов
И так ответил, позабыв о боли:
«Да, я певец! Но я пою на воле,
И песнь моя не для Волков!»

Однажды Вепрь на скалах у реки,
Не зная устали, старался —
Оттачивал по одному клыки,
А сам лукаво улыбался.
Тут подошла Лиса: «Признайся мне,
Мой храбрый брат, чего ты так хлопочешь?
Никто не говорит ни о какой войне, —
Зачем же зря ты бивни точишь?
Вспотел, измучился, чудак!»
А Вепрь ей отвечает так:
«Слывешь ты хитрою по праву,
Ты заслужила эту славу,
Но только твой умок, сестра,
Не шире птичьего двора.
Обязан воин
В срок
В дни мирные оттачивать клинок.
Тогда бывает он спокоен,
Что отстоит страну».

Знай: ржавчина родит войну.
А ежели народ заране меч отточит,
С ним враг и драться не захочет.

Воскресным утром под церковным сводом
Приходский поп вещал перед народом:
«Не счесть господних нам щедрот!
Бог создал мир, как блюдо вкусной снеди,
Чтоб люди, птицы, и зверье, и скот, —
Ну, словом, все, кто дышит и живет,—
Небесной благости дивясь,
Всегда обильно ели, пили
И, сытной пищей усладясь,
Творцу хваленья возносили».