Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

Я зрел ничтожества ужасный идеал
И человечество в его уничиженьи, —
Как в постепенном сил страдальца разрушеньи
Небесный огнь ума приметно догорал.

Казалось, сирого забыло провиденье:
Отринут ближними, обманутый судьбой,
Он слышал над своей поруганной главой
Обиды, дерзкий смех и гордое глумленье.

Он слышал… но его их голос не смущал!
В нем память о былом уже не говорила:
Неверная ему, как люди, изменила!
И, мнилось, сон его волшебный оковал.

И ярким пламенем огонь самопознанья
В блуждающих очах страдальца не горит:
Так хладный истукан спокойствие хранит,
Не зная радостей и бед Существованья!

Кто приподнял нескромною рукой
Завес таинственной природы,
Кто знает цель, куда текут толпой
Владыки мира и народы,
Чей гордый ум отважно досягнул
Черты, поставленной заветом,
Кто, ратуя с судьбой и светом,
За Рубикон решительно шагнул,
Кто одинок, как царь воздушный,
Чье бытие приманок лишено,—
Тот мира житель равнодушный,
В цепи существ разбитое звено!

Напрасно ты печаль твою скрываешь:
Я разгадал тоску души твоей.
Как?.. на заре твоих весенних дней
Ты бедствия предчувствовать дерзаешь?
Взойдет ли день на небе голубом
Иль неба свод ночная мгла оденет, —
Не трепещи: беда тебя крылом
В губительном полете не заденет.
Венчай главу и девственную грудь
Красой тебе подобными цветами;
Ведь юность — пир, нам данный небесами,—
На сем пиру веселой гостьей будь.
Ты радости считай своим доходом,
Печалей же не ведай в жизнь свою:
Брось взор на них скользящий мимоходом,
Но сердцем верь блаженства бытию.
Живи, чужда томительных сомнений;
Но, чувствами не быв с рассудком врозь,
Ты холодом суровых размышлений
Надежды ветвь в цвету не заморозь.
О милая! веселыми глазами
Зари твоей веселый встреть восход;
Не плачь… А то несчастие придет,
Когда его накличешь ты слезами.

Когда, подсев к тебе наедине,
Речей твоих вкушаю упоенье,
Зачем порой в душевной глубине
Является преступное сомненье?
Ты хочешь знать, зачем, как демон злой,
Я иногда тебя глазами мерю?
Какой-то страх овладевает мной,
И полноте блаженства я не верю…
Так иногда при блеске торжества,
Случается, уничиженье бродит;
Так иногда во храме божества
Мысль грешная нам в голову приходит.

Как радостно освобожденный челн,
Красуясь, лебедем по влаге реет ясной,
И веслами ее объемлет сладострастно,
И выею возносится средь волн, —

Таков Араб, когда на степь, не зная страха,
С утеса на коне низринется с размаха,
Когда в сухих струях копыта зашипят,
Как в воду брошенный расплавленный булат.

Уже плывет, уже дробит
Валы сыпучие конь рьяный
И гордо океан песчаный
Дельфина грудью бороздит.
Что раз сильней, что раз сильней,
Едва слегка песку коснется;
Что раз быстрей, что раз быстрей,
Над пыли облаком несется.
Что бурная туча мой конь вороной [216] Описание коня переведено слово в слово с арабского четырестишия, помещенного в примечаниях к Арабской Анфологии Г. де Лагранжа (de Lagrange). ,
Чело его блещет звездою денницы,
Раскинувши гриву, красавец степной
Полетом ног белых метает зарницы.
Мчись, летун мой белоногий,
Прочь леса, холмы с дороги!
Напрасно пальма молодая
С плодами, тенью ждет меня,—
Я стременами жму коня,
И пальма, от стыда сгорая,
Смущенных взвесть не смея глаз,
Поспешно кроется в оаз
И листьев шепотом тщеславному смеется.
Всё тщетно: бедуин как молния несется.
Там скал громады вековые,
Пустыни стражи межевые,
Сомкнутой цепню стоят;
В меня вперив угрюмый взгляд,
С насмешкой шепот повторяют
И вслед угрозы посылают:
«Куда летит безумец сей?
Там от пронзающих лучей,
В часы томительного зноя,
Не даст тебе прохладу, тень
Зеленовласой пальмы сень.
В шатре не вкусишь ты покоя:
Там свод небесный — твой шатер,
Песок — аджемский твой ковер.
Только скалы там ночуют,
Только звезды там кочуют».
Угрозы ваши тщетны, лживы.
Я ускоряю бег ретивый,
Опережаю легкий прах;
Потом, привстав на стременах
И обернувшись, взор презренья
Бросаю смело я назад…
И со стыдом гигантов ряд
Сокрылся в мраке отдаленья.