Тарас Шевченко - Кобзарь - Стихотворения и поэмы

Ой, платок ты, платочек мой,
Узорами шитый!
Вся и слава казацкая —
В седельце покрытом.

Возвращалась, тосковала,
На дорогу взгляд бросала,
Наряжалась, прибиралась,
Каждый день все дожидалась.
В воскресенье раным-рано
Поджидала у кургана.

Год прошел, другой и третий —
И летят с чужбины
Преславные компанейцы,
Дети Украины.
Идет войско и другое,
А за третьим вскоре —
Не смотри, не жди, бедняга! —
Везут тебе горе:
Гроб казачий расписанный,
Китайкой покрытый,
А за гробом с старшиною
Идет знаменитый
Сам полковник в черной свитке,
Характерник с Сечи {246} ,
За ним идут есаулы.
Идут они, плачут,
Несут паны есаулы
Казацкую сбрую:
Литой панцирь порубленный,
Саблю золотую,
Три тяжелые рушницы
И три самопала…
На оружье… казацкая
Кровь позасыхала.
Ведут коня вороного,
Разбиты копыта…
И седельце казацкое
Платочком покрыто.

{247}
Бывало, в школе я когда-то,
Лишь зазевается дьячок,
Стяну тихонько пятачок.
Ходил я весь тогда в заплатах,
Таким был бедным — и куплю
Листок бумаги. И скреплю
Я ниткой книжечку. Крестами
И тонкой рамкою с цветами
Кругом страницы обведу,
Перепишу Сковороду {248}
Или «Три царие со дары». {249}
И от дороги в стороне,
Чтоб обо мне кто не судачил,
Пою себе и плачу.
И довелося снова мне
Под старость с виршами таиться,
Опять исписывать страницы,
И петь, и плакать в тишине.
И тяжко плакать. Я не знаю,
За что меня господь карает?
Учеником я в муках рос,
Учеником седеть пришлось,
Учеником и закопают.
Все это из-за пятачка,
Украденного у дьячка.
Вот так господь меня карает.

Слушай же, мой голубь сизый,
Орел мой, казак мой!
Как страдаю я в неволе,
Как томлюсь на свете.
Слушай, брат, и накажи ты
Своим малым детям.
Накажи, чтоб с малолетства
Стихов не писали.
Если же кому придется, —
Чтоб люди не знали,
Пусть себе он в уголочке
И плачет и пишет,
Чтоб и бог его не видел,
Чтоб и ты не слышал,
Чтоб ему не привелося
Маяться, страдая,
Как страдаю я в неволе
Без конца, без края.

А в день воскресный я за валами,
Как вор, прокрадываюсь в поле.
Талами выйду я вдоль Урала {250}
В простор широкий, как на волю.
И разбитое, больное
Сердце встрепенется,
Словно рыбка над водою,
Тихо усмехнется.
И полетит голубкою
Над чужим раздольем,
И я словно оживаю
На поле, на воле.
И на гору высокую
Взойти тороплюся,
Вспоминаю Украину
И вспомнить боюся.
И там степи, и тут степи,
Да тут не такие —
Все рыжие, багряные,
А там голубые,
Зеленые, расшитые
Нивами, полями,
Высокими курганами,
Темными лугами.
А тут — талы, песок, репей…
Хоть где б нибудь курган-могила
О давнем прошлом говорила.
Здесь будто не было людей.
С начала мира и поныне
Таилась от людей пустыня,
Но все же добрались мы к ней.
Остроги возвели повсюду,
А значит, и могилы будут,
Теперь дела пойдут быстрей!
О, край родной мой! Моя судьбина!
Когда я вырвусь на Украину?
Иль, может, о боже,
Тут я и сгину!
И почернеет красное поле…
«Айда 5 казармы! Айда в неволю!» —
Как будто крикнет кто надо мною.
И вдруг очнусь я, и под горою
Крадуся вором я за валами
И возвращаюсь вновь вдоль Урала.

Вот так-то праздную в мученье
Я здесь святое воскресенье.

А понедельник?… Но покуда
Всю ночь в казарме душной будут
Тревожить думы. Разобьют
Надежду, сердце вместе с нею
И то, что вымолвить не смею…
И все на свете разметут.
Ночь остановят. И веками
Часы глухие потекут,
И я кровавыми слезами
Не раз подушку омочу.

Дни и года пересчитаю,
Кому добро я сотворил?
Кого я, где, когда любил?
Добра не делал, любви не знаю,
Как будто по лесу ходил!
Была когда-то воля, сила,
Долгами силу задавило,
А воля пьяной напилась,
У Николая очутилась {251} …
И напиваться зареклась.

Не поможет, милый боже,
Не дождешься. «Кайся, —
Так говорит пословица, —
Да не зарекайся».

Молю я бога, чтоб светало,
И, как свободы, солнца жду.
Сверчок замолкнет; зорю бьет.
Молю я бога, чтоб смеркалось, —
Ведь дурня старого ведут
Солдатским шагом поле мерить,
Чтоб знал он, как в свободу верить.
Чтоб знал, что дурня всюду бьют.